Как сделать левак электричества в частном доме: Как сделать левую розетку в частном доме. Как сделать левую розетку в частном доме самому

Электросчетчик на улице | Заметки электрика

Добрый день, уважаемые читатели сайта http://zametkielectrika.ru.

Сегодня статья будет посвящена теме размещения электросчетчика на улице. А именно, законно ли требование энергоснабжающей организации устанавливать или «заставлять» переносить электросчетчик из дома на улицу.

Давайте в этом подробно разберемся, т.к. на личную почту получаю множество писем с подобным вопросом от граждан-потребителей электроэнергии.

Электросчетчик на улице. Зачем и почему?

В основном эта статья относится к гражданам, имеющих свой собственный дом, и у которых возникла необходимость подключить свой дом к электричеству.

Вы спросите, а какие проблемы могут возникнуть?

А теперь слушайте. Когда Вы обратитесь в энергоснабжающую организацию с просьбой о подключении Вашего дома к электричеству, то сразу же услышите в ответ их условия. Причем эти условия не совсем правильные и зачастую нарушают требования нормативных технических документов (ПУЭ, ПТЭЭП и др. ).

О чем это я?

Энергоснабжающие организации, при обращении к ним с просьбой о подключении электроэнергии к дому, сразу планируют решить свои проблемы за Ваш счет. Например, установить электросчетчик на улице или ограничитель мощности.

Цель данной статьи: рассказать Вам о законности требований энергоснабжающих организаций об установке электросчетчика на улице.

Технические условия

Рассказываю дальше.

После отправки в энергоснабжающую организацию заявки на подключение дома к электричеству, Вы от них получаете технические условия (об этом я говорил в статье электропроводка в деревянном доме).

И только после выполнения технических условий Ваш дом подключат к источнику напряжения!!!

И вот мы добрались до самого основного вопроса, о котором меня постоянно спрашивают гости моего сайта.

Прочитав техническое условие, мы видим, что нам требуется установить электросчетчик на улице, либо на фасаде здания, а еще хуже на самой опоре линии электропередач.

И как Вам такое?

Мне лично не очень.

Энергоснабжающая организация, установку электросчетчика на улице аргументирует быстрым и беспрепятственным доступом своих работников для:

На сколько законна установка счетчика на улице?

Незаконные действия со стороны энергоснабжающей организации:

1.  ПУЭ, Глава 1.5, пункт 1.5.27

При установке счетчика электроэнергии на улице на него будут воздействовать атмосферные явления, такие как снег, дождь, температура окружающего воздуха и прочее, тем самым уменьшая его срок службы. Даже если Вы установите электросчетчик в герметичном шкафу, срок службы электросчетчика все равно не увеличится.

И еще, при отрицательных температурах окружающего воздуха, индукционный электросчетчик начинает работать с повышенной погрешностью. Эта погрешность не всегда может быть на стороне потребителя и почувствуется в денежном эквиваленте.

Внимание!!! Требования энергоснабжающих организаций по установке электросчетчиков на улице незаконны, т.к. нарушают п. 1.5.27, ПУЭ.

Внимательно прочитайте мою статью — как правильно установить электросчетчик.

2. ПУЭ, Глава 1.5, пункт 1.5.29

По данному пункту энергоснабжающая организация аргументирует это сохранностью электросчетчика, размещая его на высоте от 3 метров и выше.

Просто представьте себе, как Вы будете списывать показания электросчетчика в такой ситуации?

Внимание!!! Требования энергоснабжающих организаций по установке электросчетчиков на улице незаконны, т.к. нарушают п. 1.5.29, ПУЭ.

3. Гражданский Кодекс РФ, ст. 210

И это еще не все. То что энергоснабжающая организация нарушает требования ПУЭ, мы уже разобрались. Так она еще и лишает нас нести бремя за содержание своего имущества, согласно статьи 210 Гражданского Кодекса РФ.

В этом случае быстрый и беспрепятственный доступ к электросчетчику на улице будут иметь не только работники энергоснабжающей организации, но и любой желающий (вандалы, мелкие воришки, хулиганы).

Внимание!!! Требования энергоснабжающих организаций по установке электросчетчиков на улице незаконны, т.к. нарушают ст.210 Гражданского Кодекса РФ.

Что делать? Как решить проблему?

Итак, с нарушениями со стороны энергоснабжающей организации все ясно.

Но что же делать в таком случае?

Если Вы не препятствуете работникам энергоснабжающей организации производить осмотр, проверку и снятие показаний с Вашего счетчика, то оснований устанавливать электросчетчик на улице нет.

Поэтому внимательно читайте договор с энергоснабжающей организацией, где актом определяется граница балансовой принадлежности, т.е. место установки прибора учета.

Если же Вы увидели по акту, что место установки электросчетчика обозначено на улице, то требуйте от энергоснабжающей организации разграничить балансовую принадлежность внутри Вашего дома. Например, в подвале в ВРУ (вводное распределительное устройство), не забывая упоминать им про нарушение законов, которые я перечислил Вам в этой статье.

Ваша сила – это знание действующих законов, норм и правил!!!

На этом статью на тему электросчетчик на улице я завершаю.

А Вы сталкивались с такой проблемой? И как разрешился данный вопрос? Расскажите в комментариях свои случаи.

Если статья была Вам полезна, то поделитесь ей со своими друзьями:

Как подключить частный дом к электросети?

https://realty.ria.ru/20210709/elektroset-1740472464.html

Как подключить частный дом к электросети?

Как подключить частный дом к электросети? — Недвижимость РИА Новости, 09.07.2021

Как подключить частный дом к электросети?

Электричество на даче или в полноценном загородном доме – такой же «маст хэв», как горячая вода. Особенно актуально это в эпоху пандемии, когда значительная. .. Недвижимость РИА Новости, 09.07.2021

2021-07-09T10:00

2021-07-09T10:00

2021-07-09T10:00

f.a.q. – риа недвижимость

москва сегодня: мегаполис для жизни

загородная недвижимость

жкх

городское хозяйство москвы

комплекс городского хозяйства москвы

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/07/08/1740472678_0:131:3175:1917_1920x0_80_0_0_50dd7fe831fd183926649d8f854b220f.jpg

Электричество на даче или в полноценном загородном доме – такой же «маст хэв», как горячая вода. Особенно актуально это в эпоху пандемии, когда значительная часть фрилансеров и специалистов на удаленке перемещаются работать из города за его пределы и перевозят с собой не один гаджет и зарядное устройство. Специалисты АО «Мосэнергосбыт» разъяснили сайту «РИА Недвижимость» особенности подключения частного дома к электросетям и рассказали, можно ли там не устанавливать счетчик.

https://realty.ria.ru/20201125/elektrobezopasnost-1586051012.html

https://realty.ria.ru/20200102/1562867523.html

https://realty.ria.ru/20200423/1570423979.html

Недвижимость РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2021

Недвижимость РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://realty.ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

Недвижимость РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/07/08/1740472678_223:0:2954:2048_1920x0_80_0_0_6bd8f86506d6baf7c095f6fe54b9460a.jpg

Недвижимость РИА Новости

internet-group@rian. ru

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Недвижимость РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

f.a.q. – риа недвижимость, загородная недвижимость, жкх, городское хозяйство москвы, комплекс городского хозяйства москвы

Комментарии / Профиль Disbeleiver / Хабр

Меня статья в том, что почти всегда лучше купить готовый NAS, вообще не убедила.

Готовые решения, в том числе и перечисленные в в статье, на мой взгляд делятся на две категории (не считая полок и прочих нормальных серверов):

1. Кубическое нечто со специфическим процессором, зачастую слабосильным, память нерасширяема, прошивка от производителя. Сомнительная схема охлаждения (один вентилятор, стоящий за платой). Все работает хорошо (да и то не у всех), пока пользуешься функционалом, шедшим из коробки — просмотр фоточек и DLNA. Установка или запуск торрент-клиента, рекомендованного производителем, вызывает тормоза. Установка чего-либо, не предусмотренного производителем — страдания с бубном и тормоза. Запуск apache — обычно да. Запуск ownCloud — может быть. Запуск агента Swarm в вируталке, билдагента, Gitlab CE — обычно даже речи не идет.

Плюсы:

— Небольшие габариты.

— Шаринг файлов работает из коробки.

Минусы:

— Нерасширяемость даже в пределах возможностей железа — все задушено программно, политически.

— Почти всегда убогий интерфейс управления. То мобильное прилоожение, то веб-интерфейс, править конфиг руками — через бубен. Веб-интерфейс ладно бы, но практически всегда этот веб-интерфейс невыносимо отвратителен (скажем, у QNAP). Эта вот эмуляция рабочекго стола макоси — она зачем? Зачем мне платить за эти потуги маркетологов, от использовния которых браузер по швам трещит и потом еще страдать, совершая сотни излишних телодвижений со значками, мастерами, идиотскими вопросами, идиотской терминологией?

— Спорная цена. Железо уровня Raspberry PI стоит от $300. Да, корпус обычно хорош, но толку, если в него ничего нормального не вставить без изготовления новой материнской платы.

Диагноз — решение для домохозяек, при первом отказе или сбое — фтопку.

2. Более-менее толковые изделия с нормальным x86-процессором. Могут все, что я могу захотеть. Но не всегда. Иногда нормальная железка кастрирована опять же по политическим соображениям (не все устройства можно заставить загрузиться с диска в корзине, а не со своей флешки, со всеми вытекающими типа «есть xeon, но только через веб-интерфейс, пока не прицепился прошить через JTAG»).

Плюсы:

— Умеренные габариты.

— Зачастую это просто микросервер.

Минусы:

— Иногда все равно черный ящик с вебинтерфейсом без должной кастомизации.

— Дорого. Иногда просто дорого, как HP microserver (бытовое железо такой производиельности стоит в два раза дешевле, а сервером его я все равно считать не могу, пока там нет двух блоков питания и агрессивного охлаждения). Иногда неадекватно дорого, скажем, Thecus чего-то там из статьи. i3, 2гб памяти и корпус с двумя слотами pcie. $1700. Судя по форме корпуса и наличию этих самых слотов — это тупо писюк. В розницу мать, процессор и память стоят $200 (если просто купить в магазине у дома). Блок питания — $100 (пущай будет 600+ ватт, один раз живем). Корпус и опенсорсный софт — остальные $1400? Серьезно? Нет, идите на , спасибо, я еще посмотрю. Бывает довод «зато там все подогнано и не надо тратить время на настройку, мое время дорого» — настолько ли дорого? Полторы штуки заморских для большинства айтишников — месячная зарплата, для прочих — двухнедельная или двухмесячная. Если за две-четыре недели человек не может изучить линукс и гугл в объеме, достаточном для запуска RAID, samba и transmission — это немного пичалька. Впрочем, бывает всякое, некоторые и дизайн рисуют в макоси, им это не близко. Окей, можно по-барски нанять на месяц толкового админа, который вам этот нас соберет и настроит в мелочах, и все равно будет дешевле.

Поэтому всю эту лавочку я откладываю и иду в магазин (лето 2017).

День первый. MiniITX на 775 сокете, zotac, 6 sata + 2 esata, новая, в моем городе (центр мухосранской области) — 3,5к. Xeon X3380 с наклейкой — 2,5к там же. Скорей всего, б/у, это не принципиально для процессора. 8гб памяти DDR3 беру из коробочки (3к б/у, память тоже без проблем покупается бушной и служит годами, если на момент покупки тест прошла. Ну да ладно, пусть даже совсем новая за 4к). Блок питания TFX 300W — 2,5к новый. Сложили в кучку. Идем на авито. «сервер купить в мухосранске без смс.» Не то, преджлагают актуальные линейки. Расширяем на мухосранскую область. Ага. Серверы и Dell SFF, модели неизвестны, выбор из кучи в гараже, самовывоз с 20го километра шоссе на Урюпинск. Беру такси, еду. Корпус 2U Chenbro, спереди шесть корзин 3,5 и полноразммерный сидюк, внутри какое-то железо. Просят 6к. Дорого за это, ну да ладно. Такси 500р туда-сюда. Везу домой, блок питания мертвый, мать живая, но дрова с Pentium D. Мать с камнем и памятью — на авито за тыщу (забрали за 700). Три вентилятора ничотак, один засран. Два кладу в кучку к остальным покупкам. На корпусе рисую маркером линии вдоль внутренней перегородки с вентиляторами (остается где-то 40% глубины сервера), несу в автосервис (у самого руки кривые болгаркой резать). Через 20 минут отрезано, оставляю красить «в темный цвет». Дядя Вася почти всегда не против покрасить небольшую хреновину заодно с какой-нибудь дверью или бампером за малую мзду, просто кладет ее в боксе рядом с нормальной деталью, подобранная краска все равно пропадает.

День 2. Прихошу в себя после пьянки, забираю обрезанное и окрашенное изделие из сервиса. Денег даю тыщу. Несу домой. Впихиваю заглушку матери в слот сидюка (кто не в курсе — он короче заглушки платы на 3мм, достаточно ножницами эту заглушку обрезать) Под мать ставлю четыре стойки — вопрос высверливания 4х отверстий, резьбу можно не резать, и так сойдет. Блок питания за платой на термоклее, вентиляторы на родные места в перегородке, снаружи и внутри на них декоративные решетки 80мм (4х110р). Вывод силового кабеля на заднюю стенку через удлинитель мама-папа (единственное, что нужно было спаять, запчасти ну пусть 200р), остальные разъемы соединяю, закрываю крышку. Снизу приклеиваю мягкие ножки-кругляши из мебельного. Серверные вентиляторы шумные, подключил к матери, задушил PWM до состояния «обычный ПК». Бумажки к решеткам все равно присасываются. Время два часа второго дня. Ем-гуляю-фтыкаю в игры, вечером ставлю дебиан, настраиваю программное зеркало, ставлю самбу и gitlab для левака (раньше крутился gogs на eeepc b202, там задребезжал вентилятор). Все, я сделяль. Денег потрачено ~21к, ~$350 + времени часов 10-12. Имею 6 горячих корзин с индикаторами наличия диска в нешумном компактном корпусе из миллиметровой стали с двумя вентиляторами прямо за корзинами с дисками, достаточно мощный процессор (quad core extreme семилетней давности без проблем поспорит с текущими i3), достаточно много памяти, легко заменяемые компоненты, и какое-никакое развлечение на выходные. Для интереса смотрю интернет-магазин в данной ценовой категории: Synology DS214 [2×3. 5″, 1066 МГц, 512 Мб, USB 2.0 x 1, USB 3.0 x 2]. Прискорбно.

В статье было замечение «не у всех рядом продается корпус для NAS, а доставка составит полцены от стоимости корпуса» — ну так у этих людей скорей всего и 95% NAS, перечисленных в статье, рядом не продаются и их доставка чего-то будет стоить. И даже если доставка корпуса будет стоить в 2 раза дороже его самого, это скорей всего выйдет дешевле готового изделия.

Можно ли контролировать корпоративную власть?

Можно ли контролировать корпоративную власть?

Шаги к конструктивному либерально-левому союзу

г. Уильям Домхофф

Калифорнийский университет, Санта-Крус

[Эта статья также доступна в виде файла PDF.]

Абстрактные

В этом документе предлагаются возможные шаги, которые позволят либералам и левым работать вместе над экономическими программами и тем самым добиться большего успеха.Однако ближайшая цель — обратиться к большему количеству центристов и умеренных консерваторов, чтобы остановить продолжающееся движение вправо. Есть три основных вопроса: избирательная стратегия, роль общественных движений и необходимость новой модели для будущей экономики. Дискуссия начинается с аргумента о том, почему левые должны гордо принять идентичность «демократов» и объединяться в клубы в рамках Демократической партии, которые могли бы представлять новые программы и выдвигать кандидатов на праймериз, когда и где это представляется целесообразным.Затем анализ социальных движений объясняет, почему они могут быть более ценными, чем признавали многие либералы, но только тогда, когда они принимают стратегическое ненасилие как единственный метод социального разрушения. Наконец, представлена ​​новая структура мышления об эгалитарной экономике, которая позволила бы либералам и левым работать вместе, даже если на данный момент не согласны с тем, насколько эгалитарной и кооперативной может стать эта экономика. Трудность создания такого союза после десятилетий неудач нельзя преуменьшать или недооценивать.Эти предложения основываются на, обновляют и несколько видоизменяют взгляды, представленные в двух предыдущих комментариях о социальных изменениях, которые были написаны в контексте событий и обстоятельств в более ранние важные моменты двадцать первого века (Domhoff, 2003, 2009).

Введение

Основываясь в значительной степени на выводах в области социологии, известной как исследование структуры власти, я пришел к выводу, что в Соединенных Штатах доминирует корпоративная правящая элита, которая работает через армаду лоббистов, сеть фондов, занимающихся планированием политики. аналитические центры и группы по обсуждению политики, а также финансовое участие в умеренном и консервативном крыле обеих основных политических партий (Domhoff, 2014, для краткого обзора свидетельств и аргументов).Это не означает, что правящая элита имеет контроль над тем, что обычные люди думают, говорят и делают, или что они побеждают по каждому вопросу. Напротив, это означает, что они смогли сформировать общую экономическую и политическую структуру таким образом, чтобы они получали выгоду, выходящую далеко за рамки их вклада в общее благо, и что они выигрывают гораздо чаще, чем проигрывают по большинству вопросов, которые могут делают жизнь намного лучше для обычных людей, которых они побеждают. Доминирование также означает, что правила и нормы, благоприятствующие корпоративным богатым, выполняются большинством людей, если не всегда в них верят, с относительно небольшим сопротивлением.

Также весьма вероятно, что доминирование корпораций в Соединенных Штатах выше, чем в большинстве демократических стран, по целому ряду исторических причин. Они начинаются с первоначального разделения страны на северную и южную политическую экономику и создания набора избирательных правил, которые неожиданно привели к почти неизбежной двухпартийной политической системе, при которой северные богачи изначально доминировали над одной партией, а южные богачи. имея хотя бы право вето у другой стороны до тех пор, пока революция в области гражданских прав постепенно не подорвет их позиции.Исключительная сила американских корпоративных владельцев и менеджеров лучше всего выражается в сокращении: «Кому это выгодно?» индикаторы власти, такие как распределение доходов и богатства. И то, и другое все больше концентрируется в верхних 5%, 1% и 0,05%, по крайней мере, с конца 1970-х годов, и с тех пор заработная плата не изменилась по крайней мере для половины наемных работников (например, Domhoff, 2017; Piketty, Saez, & Zucman, 2016; Wolff, 2017, главы 2 и 15)

Из-за такого сочетания структурных и исторических сил, а также расового и этнического разделения среди рабочих из-за наследия рабства и иммиграционных моделей, тем, кто работает руками на полях, на фабриках и в сфере обслуживания, было трудно, или выполнять работу белых воротничков, такую ​​как продажи и офисная работа, для создания собственных организаций, таких как союзы и политические партии, которые оказали большое влияние в некоторых странах Западной Европы.Учитывая все эти препятствия, нелегко бросить вызов правящей элите в Соединенных Штатах во имя большего экономического равенства и возможностей при самых благоприятных обстоятельствах.

Тем не менее, либералы и левые борются с правящей элитой, по крайней мере, с конца девятнадцатого века, пресекая корпоративное господство и пытаясь расширить возможности и вовлечение различными способами. Под либералами я подразумеваю тех людей, которые выступают за постепенные изменения (обычно через образование, лоббирование и выборы), которые приведут к правилам и постановлениям, которые ограничат худшие излишества корпораций и обеспечат гораздо большие социальные выгоды, такие как здравоохранение и социальное обеспечение посредством государственного регулирования или прямого государственного предоставления услуг.Люди, которых я называю либералами, почти полностью принадлежат к Демократической партии, хотя в прошлом они иногда временно переходили на сторону третьей партии протестного типа. Левые, с другой стороны, являются сильными эгалитаристами, которые хотят выйти за рамки того, что пропагандируют либералы, чтобы демонтировать корпоративную власть и способствовать созданию гораздо большей власти и социального сотрудничества между теми, кто находится на нижних уровнях социально-экономической лестницы. В прошлом они считали, что капитализм можно заменить системой нерыночного планирования, называемой социализмом, при которой частная собственность, приносящая доход, будет упразднена, и каждый в обществе будет иметь право голоса в том, что производится и как распределяется. — через участие в демократическом планировании и выборах своих представителей в правительство.Сегодня левые с большей вероятностью называют себя «прогрессистами» или «антикапиталистами» и могут все еще верить, а могут и не верить, что любая форма социализма возможна. Левые почти всегда поддерживают ту или иную третью партию, хотя некоторые из них составляли небольшую часть Демократической партии как члены Демократических социалистов Америки. У левых широкий диапазон взглядов, и некоторые из старых разделений распались, но они разделяют общую социальную идентичность, что они «не либералы».

Сосредоточивая внимание на либералах и левых, я не игнорирую организованный труд.Вместо этого я предполагаю, что большинство лидеров внутри профсоюзного движения и значительная часть рядовых — либо либералы, либо левые, и это предположение даже лучше согласуется с сегодняшним рабочим движением, чем то, что было в 1960-х годах. В то же время я признаю, что есть много белых членов профсоюзов, которые голосуют за республиканцев, особенно среди белых мужчин. В связи со значительным сокращением числа профсоюзов еще больше бело-синих и белых воротничков, похоже, голосуют за республиканцев, включая Трампа на выборах 2016 года.

После подъема различных течений внутри правых и создания корпоративно-консервативного альянса внутри Республиканской партии много десятилетий назад ни либералы, ни левые не добились больших успехов в экономических вопросах. Тем не менее, я думаю, что те, кто хотел бы уменьшить, контролировать или ликвидировать корпоративное господство, могли бы добиться большего. Правящая элита не непобедима. Возможно, поначалу это выглядит так, по крайней мере, отчасти потому, что и его либеральные, и левые оппоненты часто совершают политические ошибки, которые дают корпоративно-консервативному альянсу возможность для контратаки.Более того, они редко сотрудничают на устойчивой и взаимоусиливающей основе и часто работают в противоположных целях по классовым и экономическим вопросам, даже несмотря на то, что они разделяют общую приверженность большей справедливости в экономике и твердое согласие с необходимостью искоренения расизма. сексизм, гомофобия и многие другие социальные болезни.

Этот документ поднимает вопросы об усилиях как либералов, так и левых за последние 40 лет. Он предлагает несколько новых направлений и ключевых компромиссов, которые могут позволить им работать вместе над экономическими вопросами и, таким образом, добиться большего успеха в создании большего равенства и возможностей.Однако, делая эти предложения относительно новых направлений и компромиссов, я не хочу создавать впечатление, что было бы просто вызвать общие усилия либералов и левых, равно как и легко приручить, уменьшить, или демонтировать корпоративную власть при лучших политических обстоятельствах.

Хотя есть немного признаков переосмысления своих антагонистических отношений со стороны либералов или левых, я считаю, что это может быть время, когда обе стороны могут быть открыты для большего диалога.Начнем с того, что рост корпоративно-консервативного альянса с 1968 года обескуражил всех, кто вышел из центра, и к настоящему времени достиг новых высот экстремизма. Кроме того, как для либералов, так и для левых может быть отрезвляющим осознание того, что правые в значительной степени успешны, потому что их умеренное и крайнее крыло смогли в значительной степени держаться вместе и сражаться друг с другом в Республиканской партии. Наконец, еще более обидно осознавать, что давние разногласия между левыми и либералами способствовали Джорджу У.Победа Буша в 2000 году из-за того, что голоса за Ральфа Нейдера в списке Партии зеленых достаточным количеством левых — и да, может быть, и несколькими либералами тоже — стоила демократам голосов выборщиков, которые им были необходимы в Нью-Гэмпшире или Флориде, чтобы сохранить пост президента. Если когда-нибудь произошло крушение поезда, которое должно было заставить людей сказать: «Никогда больше, давай поговорим», то это был он. Недавняя история могла бы быть совсем другой, если бы Альберт Гор выиграл.

Именно в этом удручающем контексте, усиленном демонизацией Хиллари Клинтон и дорогостоящими голосами за Партию зеленых в Мичигане и Висконсине в 2016 году, возможно, что либералы и левые захотят переосмыслить несколько ключевых вопросов и искать способы сотрудничать, соревнуясь друг с другом на интеллектуальном уровне за конечные цели.Процесс должен начаться с определенных серьезных изменений в стратегии — но не в ценностях и целях — левыми, поэтому отправной точкой каждого последующего обсуждения будет то, что левым нужно делать.

Тогда либералам пришлось бы ответить некоторыми левыми компромиссами, которые не нарушили бы их ключевых посылок конституционализма, представительного правления, разделения государства и гражданского общества и свободы покупать и продавать на рынке. То есть им придется согласиться с тем, что в такой конституционной демократии, как Соединенные Штаты, есть место для гораздо большего экономического эгалитаризма, чем они предполагали до сих пор.Говоря словами политолога Ричарда Дж. Эллиса (1998), я предлагаю «либеральный эгалитаризм».

Есть три основных вопроса: избирательная стратегия, роль социальных движений и необходимость новой модели для будущей экономики. Теоретически эти три проблемы находятся на разных уровнях анализа или, по крайней мере, на разных приблизительных уровнях, поэтому я не вижу логической отправной точки, которая плавно переходит от одного к другому. Поэтому я организовал свои комментарии в том порядке, который, вероятно, был бы использован, если бы переговорщики по урегулированию конфликта пытались достичь поэтапных соглашений между давними антагонистами, которые не смогли достичь каких-либо общих позиций самостоятельно.То есть я начинаю с аргументации относительно того, почему левые должны организовываться в Демократической партии и пытаться ее трансформировать, а затем анализирую, почему социальные движения более ценны, чем признали многие либералы, но только тогда, когда они принимают стратегическое ненасилие и отказаться от любых форм уничтожения собственности или физических нападений на сотрудников правоохранительных органов, правых или кого-либо еще. Наконец, я предлагаю новую схему мышления об эгалитарной экономике, которая позволила бы либералам и левым работать вместе, даже если на данный момент не согласны с тем, насколько эгалитарной и кооперативной может стать эта экономика.

Переосмысление избирательной политики

Когда дело доходит до электоральной политики, у левых есть две сильные тенденции. Один из них — минимизировать или отвергнуть роль электоральной политики в достижении социальных изменений и вместо этого сосредоточиться на создании союзов и социальных движений. Другой — выбрать третьи стороны — социалистов, коммунистов, троцкистов, прогрессистов, мир и свободу, Гражданскую партию, Лейбористскую партию, Новую партию, Партию зеленых — когда они действительно выходят на избирательную арену.Как я уже сказал, я думаю, что левые правы в том, что социальные движения являются более важной частью уравнения социальных изменений, чем думают многие либералы, но любые левые, которые думают, что электоральная политика не имеет значения для этих социальных движений, ошибаются. На самом деле все обстоит как раз наоборот. Более того, избирательная политика, которая имела наибольшее значение, проводилась через Демократическую партию, что наиболее ярко проявилось в развитии профсоюзного движения во время Нового курса и законодательных успехах гражданских прав, феминисток, экологов и геев-лесбиянок. движения с 1960-х годов с помощью демократов.

Настойчивость левых, которые действительно выходят на избирательную арену, вкладывать большое количество энергии в создание той или иной третьей партии игнорирует тот факт, что левые, потерпевшие неудачу в прошлом, были такими же трудолюбивыми и находчивыми, как и они. Читать истории некоторых из этих грандиозных усилий, таких как Прогрессивная партия 1948 года, — унизительный опыт. Кроме того, выбор третьих сторон подразумевает отказ от межнациональных и исторических исследований избирательных систем, которые вне всякого сомнения показывают, что существуют четкие структурные причины, по которым третьи стороны не имеют смысла в Соединенных Штатах.Голосование за левую партию на самом деле является голосованием за Республиканскую партию, потому что в Соединенных Штатах существует плюралистическая система, состоящая из одного члена и округа. Эта система неумолимо ведет к появлению двух предвыборных коалиционных партий, где бы она ни существовала, хотя в некоторых странах существуют отдельные региональные или этнические третьи партии. Ситуация в Соединенных Штатах еще хуже из-за огромного притяжения президентских выборов, которые представляют собой гигантские выборы по единому избирательному округу по всей стране.Как еще раз доказал Дональд Трамп, власть, которая присуща президентству, означает, что любой, кто серьезно настроен бороться за власть, не может позволить своим соперникам побеждать на посту президента, и поэтому существует еще большая тенденция к формированию предвыборных коалиций. Таким образом, третьи партии в Соединенных Штатах даже меньше и более эфемерны, чем в странах с парламентами и одномандатными мажоритарными избирательными округами (Domhoff, 2003, глава 2, для краткого обзора доказательств).

Когда левые игнорируют эти структурные ограничения, они в конечном итоге создают разногласия среди всех, кто находится слева от центра, и тем самым рискуют нанести ущерб краткосрочным интересам рядовых людей, избрав правых.Дело не в том, чтобы быть «спойлерами» для кандидатов от Демократической партии, как Ральф Надер (2002) ошибочно поставил проблему до и после выборов 2000 года, а в игнорировании вопросов, по которым малообеспеченные, цветные, женщины, а религиозные меньшинства считают, что они пострадают, если будут избраны республиканцы, такие как Джордж Буш и Дональд Трамп — и насколько они правы, они оказались. Но если кто-либо из многих десятков хорошо известных и видных левых стратегов, которые поддерживали Надера, изменил свои общие теоретические взгляды на третьих лиц, мало что на это указывает.

Кроме того, есть веские доказательства того, что Демократическая партия теперь может быть преобразована в общенациональную либерально-левую партию благодаря использованию праймериз и успехов движения за гражданские права в принуждении расистских белых южных демократов, которые раньше контролировали партию. в Республиканскую партию. Кроме того, «партия» больше не является партией в обычном смысле этого слова, а является контролируемым правительством путем в правительство. Это всего лишь структурная оболочка, и в этом структурном смысле ярлык «демократ» — это название одного из двух законодательно закрепленных путей к избранию на выборную должность.Любой желающий может зарегистрироваться в качестве члена, и любой может участвовать в праймериз. Победители праймериз ставят своих коллег на руководящие должности в партии. «Лидеры партии», которые якобы контролируют Демократическую партию, в значительной степени являются сотрудниками успешных кандидатов и их финансовыми покровителями. Их обычно заменяют, когда их сторонники проигрывают выборы.

Более того, есть веские доказательства того, что левые, которые участвовали в праймериз Демократической партии, получили гораздо большую долю голосов, чем они имели бы в качестве сторонних кандидатов на обычных выборах.В этом отношении Берни Сандерс является лишь последним примером в череде забытых или игнорируемых повстанческих активистов, добившихся значительного успеха на праймериз демократов на уровне штатов и на национальном уровне, который восходит к 1930-м годам.

Даже когда левые принимают структурный аргумент о правилах, ведущих к двухпартийной системе, им не нравится идея быть в одной партии с демократами. Некоторым не нравятся компромиссы, на которые идут демократы, или близость к центристским или консервативным демократам.Другие думают, что левые идеи будут потеряны или урезаны из-за взаимодействия с либералами и центристами. Но у левых и либералов есть способ не соглашаться на политической арене и в то же время двигать партию в их общем направлении. Левые должны формировать клубы внутри партии — партию внутри партии, если хотите, — а затем выдвигать кандидатов на сильных эгалитарных платформах на праймериз, если и когда проблемы, обстоятельства и кандидаты кажутся правильными, стратегия, для которой есть много хороших прецеденты.Фактически, у этой клубной стратегии есть хорошие предшественники в клубах, которые были созданы в Нью-Йорке и Калифорнии в 1950-х годах, и помогли либерализовать партию. Я с огорчением отмечаю, что это также стратегия, которая чрезвычайно хорошо сработала для правого крыла, которое использовало ее для преобразования Республиканской партии до неузнаваемости за последние 40 лет. Действительно, они строят на супранационалистической, авторитарной базе сторонников превосходства белой расы, особенно в южных штатах, и имеют бесконечно большую финансовую поддержку, чем когда-либо получили бы левые, но со структурной точки зрения принцип тот же.

Такие клубы, которые можно было бы по-разному называть Зелеными демократами или Демократами Уэллстона или любым другим названием, которое лучше всего подходит для данного штата или региона, дадут левым организационную основу, а также новую отличительную социальную идентичность на структурном пути к правительству, который под названием «Демократическая партия». То есть, и я повторяю это для акцента, создание таких клубов позволяет активистам сохранять свою первичную социальную идентичность — феминисток, защитников окружающей среды, антирасистов — и в то же время позволяет им конкурировать в рамках Демократической партии.Они могут свободно думать о себе, в первую очередь, активистах, а во вторую — демократах, точно так же, как многие правые считают себя в первую очередь христианами, а во вторую — республиканцами, но они должны быть готовы голосовать за демократов, если их кандидаты проиграют на партийных праймериз.

Это большая ошибка для левых, которые присоединяются к Демократической партии, если они не идентифицируют себя с демократами, как отказался сделать Берни Сандерс. Социальная идентичность имеет значение, а партийная идентичность является чрезвычайно важной социальной идентичностью для многих людей в Соединенных Штатах.Есть горы доказательств, подтверждающих эту точку зрения. Некоторые из них показывают, что люди меняют свои взгляды по конкретным вопросам, чтобы соответствовать их социальной идентичности партии, и, таким образом, они чувствуют больше родства с партией и ближе к другим членам. Эти свидетельства были обобщены и значительно расширены в недавно вышедшей бесценной книге Демократия для реалистов: почему выборы не создают отзывчивого правительства (Achen & Bartels, 2016).

Основываясь на этих неопровержимых доказательствах, я считаю, что Сандерс совершил серьезную ошибку, не приняв тот факт, что он всего лишь леволиберальный демократ.Он не сказал бы, что он один из «нас» тем, кто идентифицирует себя с демократами. Из-за этого многим центристским и либеральным демократам стало еще труднее прислушиваться к его словам, не говоря уже о том, чтобы принять его и его взгляды. Они чувствовали, что не могут доверять ни ему, ни его последователям. В самом деле, вполне вероятно, что многие сандернисты проголосовали за партию зеленых, тогда как всего 22% зеленых избирателей в Мичигане было бы достаточно, чтобы дать Клинтон и Демократической партии голоса выборщиков для этого штата. Еще большему количеству зеленых избирателей пришлось бы проголосовать за Клинтон в Висконсине, 77%, чтобы она выиграла штат, но дело в том, что изначально не должно было быть Партии зеленых на национальном уровне или уровне штата.Что касается Пенсильвании, то для Клинтон потребовалось бы 100% зеленых избирателей, чтобы заставить пересчет голосов в этом ключевом штате, поэтому, конечно, зеленые могут утверждать, что они не «стоили» ей выборов.

После создания клубов эгалитарные активисты могли найти людей из своих собственных рядов для участия в избранных демократических праймериз от избирательного участка до президента, когда придет время. Им не следует просто поддерживать активных кандидатов, которые приходят к ним в надежде превратить их в участников кампании.Им необходимо создать собственных кандидатов, которые уже привержены эгалитарной социальной перспективе, а также программам и стратегиям, которые предлагаются далее в этом документе. Кандидатам придется выйти из клубов, иначе они, естественно, будут заботиться о своих личных интересах и карьере, как это приходится делать большинству политиков, будь то левых или правых.

Более того, левые и леволиберальные демократы в клубах должны сосредоточиться на победе на основе программы и не критиковать своих соперников-демократов лично.Личные нападки на либеральных политиков и политиков-демократов — это ошибка, самодельная ловушка для эгалитарных повстанцев. Это была вторая серьезная ошибка Сандерса, и тем более тех, кто помогал вести его кампанию. Ни один политик не идеален, и все они идут на компромиссы и заключают сделки. В самом деле, их работа — заключить лучшее, что они могут сделать в любой момент, и вернуться, чтобы возобновить битву на следующий день. У любого, кто оказывается вовлеченным в политику, появляются «грязные руки», если использовать старый ярлык столетней или более давней давности, когда прогрессисты обсуждали свои дилеммы.Сосредоточившись на своих выступлениях перед Goldman, Sachs за большие деньги, Сандерс и Сандернисты демонизировали Клинтон, что, возможно, способствовало ее непопулярности среди многих избирателей, которые не обращают особого внимания на платформы и проблемы перед выборами. Другими словами, когда мы говорим о личностях и «какой человек будет лучше», структура двухпартийной системы и огромные проблемы, связанные с потерей президентского кресла, теряются из поля зрения.

Говоря о программе, кандидаты на самом деле делают гораздо больше, чем просто объясняют, что они отстаивают.Обсуждая такие вопросы, как растущее неравенство и отказ от справедливости, а затем возлагая вину за эти условия на корпоративно-консервативный альянс и Республиканскую партию, они помогают объяснить товарищам по движению, кто такие «мы», а кто — «их.» Они помогают создать ощущение «мы-ности», новую коллективную идентичность, которую различные группы в нынешних левых и либеральных кругах могут использовать, когда они находятся на арене партийных выборов.

Я не предлагаю левым выйти из текущих социальных движений и сосредоточить всю свою энергию на электоральной политике.Отнюдь не. Но я говорю, что отказ некоторых левых уделять хоть какое-то внимание электоральной политике и настойчивое стремление остальных придерживаться сторонних организаций с самого начала обеспечивают провал левых. Эти ошибки — первое и главное препятствие на пути к леволиберальному альянсу и одна из главных причин неудач левых в экономических вопросах. Либералы, на мой взгляд, совершенно справедливо никогда не будут рассматривать возможность сотрудничества с левыми до тех пор, пока существует вероятность того, что левые снова бросятся к третьей стороне в критический момент.

Однако, даже если эта проблема будет преодолена, успех будет достигнут только путем сочетания избирательной стратегии с базой в правильных социальных движениях.

Социальные движения, да; Насилие и уничтожение имущества, №

Левые отличаются не только своими сильными эгалитарными ценностями, но и своей приверженностью социальным движениям. И социальные науки, и американская история двадцатого века поддерживают это обязательство. Социальные движения необходимы для социальных изменений даже при демократических выборах.Они драматизируют проблемы. Они показывают, что власть имущим можно бросить вызов. Горстка людей может дать искру для поиска трещин и брешей в структуре власти и разработать способы отвлечь обычных людей от их рутины, чтобы творить историю, то есть участвовать в процессе социальных изменений (Флэкс, 1988, 1995, 2005). Например, невероятные усилия и жертвы левых профсоюзных организаторов во время Нового курса и молодых левых афроамериканцев и белых активистов в сельских районах Глубокого Юга в 1960-х годах слишком быстро забываются в историях, восхваляющих известных лидеров.Избирательная политика необходима, но для успеха она требует мобилизованного электората. Социальные движения могут быть даже более необходимыми в Соединенных Штатах, чем в других демократических странах, из-за исторических обстоятельств, которые заключили страну в двухпартийную систему.

Но не любое общественное движение достигает этих целей. Чтобы быть эффективным, он должен использовать стратегическое ненасилие. Я не хочу отвлекаться от большого и сложного спора о том, является ли какая-либо форма насильственной тактики неправильной при любых обстоятельствах, но я не думаю, что они имеют смысл в контексте представительных демократий с достигнутым уровнем свободы. во многих высокоразвитых странах, включая Соединенные Штаты.Более того, нет никакой надежды на то, что какая-либо форма насилия может продвинуть дело, даже если оно может быть каким-то образом оправдано: насильственные стратегии и тактика отчуждают подавляющее большинство американцев и играют на руку сильным, которые могут легко собрать превосходящие силы. Как говорят, Сезар Чавес резюмировал проблему насилия любого рода: «Это неправильно и глупо».

Я думаю, что раннее движение за гражданские права является прообразом того, что необходимо и возможно, особенно потому, что оно не было реакцией на общий социальный кризис, такой как депрессия или война.Напротив, это было создание обиженной группы в спокойный период кажущейся нормальности, у которой были четкие цели и стратегия для создания социальных потрясений, которые вынудили правящую элиту удовлетворить их требования. Одна трагическая ошибка слишком многих активистов левого крыла США состоит в том, что они не принимают необходимости исключительного сосредоточения внимания на стратегическом ненасилии. Точно так же слишком немногие из тех, кто понимает эту жизненно важную потребность, готовы критиковать и исключать тех, кто защищает имущественный ущерб или физические нападения на людей как методы расширения прав и возможностей.Результатом является своего рода нисходящая спираль, которая характеризовала «Новые левые» в 1960-х годах, а затем и движение за глобальную справедливость в первые годы двадцать первого века.

Сравнительно недавний компромисс левых в этом вопросе, названный «разнообразием тактик», позволил активистам стратегического ненасилия делать свое дело в определенное время и в определенном месте, а активистам по уничтожению собственности, которые часто идентифицируют себя как анархисты, черный блок, антифа или антикапиталисты, чтобы сделать свое.Но такой компромисс является ошибкой с точки зрения эффективности стратегического ненасилия.

Хотя ненасилие является стратегическим выбором, его следует использовать в контексте более широкой и всеобъемлющей системы ценностей по двум важным причинам. Во-первых, такая система ценностей необходима для решения самой важной проблемы использования стратегического ненасилия: помощи членам воздерживаться от насилия перед лицом задержек, провокаций и насильственных действий со стороны оппонентов. Индивидуальному побуждению нанести ответный удар жестоким противникам трудно противостоять, но любое применение насилия со стороны повстанцев ведет к утрате морального доверия, отталкивает потенциальных союзников и, по-видимому, оправдывает жестокие репрессалии со стороны правительства.Во-вторых, практика стратегического ненасилия должна быть заключена в систему ценностей, чтобы скептики и оппоненты постепенно убедились в том, что противники не прибегут к насилию внезапно, когда они думают, что это будет им выгодно. Американским эгалитарным активистам необходимо продемонстрировать, что их твердые моральные убеждения всегда будут выражаться таким образом, который согласуется с их глубокой верой в достоинство и права каждого человека. Внезапный переход к уничтожению собственности или насилию в отношении групп или отдельных лиц — это не вариант.Антифа наносит удар неонацистам, у которых берут интервью на телевидении, — это неудача для всех активистов. Поэтому стратегическое ненасилие требует тренировки, большого личного мужества и самодисциплины. И, повторяю, терпимость к любым набегам на насилие со стороны любого, кого считают левым любого толка, немедленно подрывает любое доверие, которое умеренные и непримиримые сторонние наблюдатели могли развить в ненасильственных активистах, которые организовали основной толчок движения.

Более того, устойчивое использование стратегического ненасилия требует чувства коллективной политической идентичности, основанной на общих программах и целях.Стратегическое ненасилие — это обязательство коллектива, стремящегося победить, несмотря на большие трудности. Таким образом, физические нападения на людей или материальный ущерб являются нарушением общей идентичности движения и ценностей, которые его члены больше всего заботят. Любое обращение к насилию в любой форме подрывает сплоченность группы, а также отталкивает либералов и молчаливое большинство, которое в конечном итоге должно стать союзником.

В этом контексте ключевой проблемой для стратегических активистов ненасильственных действий в такой демократической стране, как Соединенные Штаты, является создание и использование тактики, которая вызывает неожиданные нарушения повседневной жизни таким образом, чтобы отвлекать людей от их рутины, наносить ущерб чистой прибыли бизнеса. , или подрывают избирательные шансы политиков, в то же время завоевывая положительное внимание средств массовой информации (например,г., Шоу, 1999). Не существует единой формулы, как это сделать; новые формы стратегического ненасилия являются продуктом активистов, чей опыт в зарождающемся новом движении дает начало новым подходам, как это видно на примере феминистского движения, движения за экологическую справедливость и движения за права геев и лесбиянок в 1980-х и 1990-х годах, в которой постепенно стало ясно, что «выход» и «выход» были мощными разрушителями, поскольку они повлияли на большинство семей, соседей, друзей, одноклассников и коллег (Gross, 1993).Эти группы были истинными наследниками движения за гражданские права.

Ненасильственные социальные движения и работа по преобразованию Демократической партии представляют собой мощную комбинацию, и они никоим образом не нарушают основные либеральные принципы. Однако потребуется еще больше, чтобы выйти за рамки сдерживания действий против наступающего корпоративно-консервативного альянса или относительно незначительных реформ.

Эгалитаризм через рынок?

Теперь я перехожу к тому, что может быть самой сложной и спорной частью моего анализа, — к новому видению альтернативных социальных и экономических механизмов, которые могли бы реализовать эгалитарные социальные ценности.В качестве введения я не думаю, что важность такого видения может быть переоценена как разжигание как эгалитарных социальных движений, так и участия в выборах. Социализм когда-то был таким видением, и очень сильным. В его классической марксистской версии, которая стала доминирующей точкой зрения среди социалистов на протяжении более 100 лет, недостатки нынешней экономической системы были подробно описаны, даже при восхвалении успехов, достигнутых ею по сравнению со старыми феодальными порядками, особенно в его поразительной производительности.Более того, переход к социализму считался неизбежным, потому что внутренние механизмы капитализма создадут объединенный рабочий класс, способный взять на себя управление системой и управлять ею на справедливой основе посредством демократического планирования. Согласно этой теории, история была на стороне эгалитаристов, что само по себе является обнадеживающим альтернативным видением: активисты просто ускоряли диалектику.

Однако я думаю, что последние 60–80 лет показали, что любое полное социалистическое видение по своей сути ошибочно.Даже для тех, кто объясняет ужасные вещи, произошедшие в Советском Союзе и Китае, утверждая, что они были вызваны их слаборазвитой экономикой, диктаторской историей и / или капиталистическим окружением, факт остается фактом: плановая экономика не сработала. Прежде всего, они терпят неудачу как экономические системы, потому что никто не смог разработать методы для анализа огромного количества информации, необходимой для управления крупномасштабной централизованно планируемой экономикой, выходящей за рамки нескольких основных отраслей.Они также терпят неудачу, потому что большая бюрократическая система, созданная для попыток получить и использовать ограниченную информацию, которая может быть собрана, становится совершенно неэффективной и коррумпированной, как это часто бывает во многих таких крупных организациях. Менеджеры должны покупать на черном рынке, срезать углы и жульничать, чтобы выполнить свои производственные квоты, что увеличивает коррупцию, разрушает моральный дух и подавляет любое желание работать лучше и усерднее ради общего блага. Менеджеры также фальсифицируют товары и игнорируют влияние своих производственных процессов на окружающую среду, что приводит к еще большему загрязнению и ухудшению состояния окружающей среды, чем в рыночных системах.Они используют свое положение, чтобы вить себе гнезда и нанимать друзей и родственников, что снижает уровень их компетентности.

Есть еще одна фатальная проблема. Даже если у государственных плановиков было достаточно информации и технократических возможностей для создания оптимального плана, процесс в конечном итоге становится иерархическим и не предполагает участия. Информация идет вверх, приказы и команды текут вниз (Hahnel, 2005, стр. 94-106 — прекрасное обсуждение проблем централизованного планирования с эгалитарной точки зрения).

Провал нерыночного планирования как правдоподобного видения лучшего будущего означал, что сторонникам равноправия не хватало единого видения, по крайней мере, с 1980-х годов, когда стало ясно, что советская экономика находится в состоянии стагнации, а китайская начала использовать рынок и, таким образом, стать чрезвычайно производительной страной, даже при этом становясь, во всяком случае, еще более иерархичным и диктаторским («Рынок-ленинизм», как его пугающе называли). Хотя многие разные левые выдвинули конкретные политические предложения, они не смогли договориться о новом наборе принципов, который вдохновлял и направлял позитивные изменения в экономической системе.За немногими исключениями — такими как либертарианские социалисты, которые призывают к совместной экономике, форме интерактивного планирования между советами рабочих и потребителей на низовом уровне — большинство левых просто называют себя «прогрессистами» или «антикапиталистами». («Либертарианский социалист» — это термин, используемый для обозначения социалистов гильдии, социалистов-утопистов, коммунистов-советников, социалистических феминисток и многих форм анархизма, что отличает их от марксистских социалистов и социал-демократов.)

Поиск альтернативного видения затрудняется тем фактом, что большинство левых, включая либертарианских социалистов, не могут представить себе решение, которое могло бы включать рынки, которые считаются слишком безличными и слишком благоприятными для конкуренции. Они говорят, что рынки сводят все человеческие отношения к индивидуалистической «денежной связке», которая почти противоположна коллективным человеческим ценностям, подразумеваемым «от каждого в соответствии с их способностями, каждому в соответствии с их потребностями» или образом совместное планирование, осуществляемое свободно участвующими людьми, которые решают, что производить и как распределять.Однако надежды может быть больше, чем думают большинство левых, потому что можно использовать рынки в эгалитарных целях.

Заимствуя у либерального экономиста и политолога Чарльза Линдблома (2000), в его прекрасном обзоре того, что он называет «рыночной системой», я охарактеризовал эту полезную концепцию, по общему признанию, сухой фразой «планирование через рынок». Возможно, это не та фраза, которая понадобится в ходе предвыборной кампании, но она передает активистам идею о том, что на рынке будут проводиться сознательные и запланированные вмешательства во имя большего равенства и участия.Я отправляюсь с теми экономистами, которые показали, что поклонение рынку как совершенному саморегулирующемуся механизму так же далеко от реальности, как и надежды социалистических плановиков. В то же время экономические социологи показали, что рынки представляют собой сложные социальные конструкции, основанные на сочетании обычаев и государственного регулирования. Утверждения идеологов свободного рынка о том, что любые законы, регулирующие рынок, снижают производительность или что большее экономическое равенство неизбежно ограничивает свободу, не имеют эмпирической поддержки.Исследования показывают, что рынки нуждаются в руководстве со стороны правительства, чтобы работать хорошо, и что в рыночной системе нет неизбежного компромисса между равенством и эффективностью или между равенством и свободой. Большее равенство может даже означать больше эффективности, а не меньше, и, безусловно, может означать больше свободы для большего числа людей.

Наиболее важным для моих целей здесь может быть то, что рынки могут быть реконструированы недавно избранным либерально-левым альянсом, чтобы дать возможность планировать более кооперативное и эгалитарное экономическое будущее.Как проницательно предполагает Линдблом (2000, стр. 259), признавая свои собственные предыдущие недостатки, «многие из нас ошиблись, отождествляя рыночную систему с индивидуализмом, как будто она не может служить коллективным целям или может служить. так что только в исключительных случаях и плохо ». Далее он утверждает, что рынок также можно рассматривать как «главный административный инструмент государства», который делает возможным эгалитарное планирование с использованием четырех хорошо известных инструментов политики, таких как кнут и пряник: субсидии, налоги, государственные закупки и регулирование. .В этой форме планирования информация обратной связи предоставляется системой цен, которая играет ключевую роль в значительной, но далеко не идеальной эффективности, обеспечиваемой рынками. Кроме того, правительственное агентство планирования останется таким же, как сейчас, избранным Конгрессом, а не новой бюрократией планирования, за исключением того, что план Конгресса больше не будет устанавливаться корпоративным сообществом и связанной с ним сетью фондов политического планирования, считают танки и дискуссионные группы по вопросам политики.

Мой любимый пример этого контраста касается ежегодной битвы за энергетическую политику в Конгрессе, которая на самом деле является упражнением в планировании через рынок и может рассматриваться как прототип той политической борьбы, которая может вестись по другим вопросам. Конечно, это идеальный пример, потому что битва нашего времени состоит в том, чтобы задействовать возобновляемые источники энергии и вовремя ликвидировать ископаемое топливо, чтобы спасти планету от катастрофического глобального потепления и экстремальных погодных явлений всех видов. Поэтому защитники окружающей среды и климатические активисты призывают к гораздо более высоким налогам на ископаемое топливо, субсидиям на возобновляемые источники энергии и нормативным положениям, которые заставляют производителей автомобилей и коммунальные предприятия сжигать топливо более эффективно и чисто.Они просят правительство закупить для своих зданий системы отопления и охлаждения, использующие возобновляемые источники энергии, и использовать автомобили, отвечающие самым высоким стандартам топливной эффективности. С другой стороны, нефтяные, угольные, автомобильные и коммунальные компании требуют низких налогов на ископаемое топливо, субсидий на ископаемое топливо, прекращения любой государственной поддержки для разработки и внедрения форм возобновляемой энергии, а также минимальных правил, касающихся к эффективности или загрязнению, что на самом деле является совершенно другим планом.Если планы защитников окружающей среды и климатических активистов возобладают, Соединенные Штаты могли бы отказаться от иностранной нефти, очистить воздух и воду и, возможно, спасти планету от наихудших последствий безжалостного глобального потепления.

Планирование через рынок также является основной стратегией кампаний по обеспечению прожиточного минимума и противодействию потогонным процессам. Они вторгаются на рынок через местные правительственные законы, чтобы заставить работодателей платить более высокую заработную плату. Кроме того, некоторые из ключевых требований феминистского движения также основаны на призывах к государственному планированию через рынок, о чем свидетельствует его поддержка позитивных действий, усиление и обеспечение соблюдения законов о сексуальных домогательствах и антидискриминационных законов для сведения к минимуму. игровое поле на рынках труда.Феминистки также призывают к улучшенному дневному уходу и лучшему социальному обеспечению, чтобы они могли продвигаться по работе, не тратя время на то, чтобы оставаться дома с маленькими детьми каждый час в день или заботиться о стареющих родителях.

Как только рынки будут признаны необходимостью для производства и распространения большинства продуктов и услуг, можно будет выделить области, в которых они не работают так, как говорят политически консервативные экономисты. Здесь есть большая поддержка умеренных и либеральных экономистов.Даже несколько свободных маркетологов признают, что есть «провалы рынка». Например, некоторые из них признают, что есть четыре случая, когда нерыночные решения имеют, как они называют, более высокий уровень окупаемости, чем частные расходы. Они говорят об образовании (хотя корпоративные богатые и крайне правые активно работают над разрушением систем государственных школ повсюду), общественной санитарии, общественном транспорте и автомагистралях, которые в совокупности охватывают значительную территорию и являются хорошей отправной точкой.

Конечно, есть гораздо больше, чем те четыре области, которые плохо обслуживаются рынком, такие как система правосудия, парки и поддержка инвалидов и пожилых людей, которые уже находятся в ведении правительства. Ни одно из этих прошлых достижений не будет потеряно. Однако, осознав, что рынок является отправной точкой для производства большинства товаров и услуг, а затем говоря о «планировании через рынок», «рыночных сбоях» и «реконструкции рынка», эгалитаристы получат огромную пользу. идеологическое преимущество.Они позволят более широко и творчески думать о том, что конкретные правительственные учреждения могут делать в экономике — на основе директив Конгресса — вместо того, чтобы беспокоиться о возможности того, что одна большая правительственная бюрократия планирования может стать слишком большой и деспотичной. Они также обезоруживают консерваторов на теоретическом уровне. Они вынуждают их говорить о конкретных случаях — все они имеют решающее значение для социального благополучия — когда даже оставшиеся консервативные экономисты, основанные на фактах, признают, что рынок далеко не идеален.

Бесплатное признание маркетологами «более высокого уровня отдачи» от нерыночных решений в некоторых случаях может использоваться как мантра для перехода к другим провалам рынка. Важные проблемы в социальной жизни, когда рынок не может получить правильные ценности, также могут быть использованы как клин против антиправительственной идеологии низких налогов, которая используется корпоративно-консервативным альянсом для сдерживания государственных расходов на социальные услуги, в которых нуждается каждый. и хочет. Например, вся сфера здравоохранения является еще одним примером «провала рынка» по целому ряду хорошо известных причин.Есть и другие области жизни, в которых традиционные представления о рынках не имеют особого смысла, но я не собираюсь здесь предлагать подробный набор программ

Опираясь на опыт других демократических капиталистических стран, можно также убедительно показать, что реконструированная рыночная система могла бы быть гораздо более открытой и гибкой, чем та, которая в настоящее время существует в Соединенных Штатах. Например, на рынке может конкурировать множество различных типов предприятий, а не только частные корпорации.Можно представить себе полностью функционирующую рыночную систему, основанную на кооперативах, принадлежащих рабочим и потребителям, или даже на государственных фирмах, или, что лучше всего для моих целей, на сочетании кооперативных, государственных и частных компаний. , «смешанная корпоративная система», если воспользоваться этим выражением. По крайней мере, государственные органы могут владеть компаниями, которые могут выйти на рынки с высокой концентрацией и создать конкуренцию олигополиям. Это, по сути, то, что сделал Новый курс, когда он создал Управление долины Теннесси для производства электроэнергии и удобрений для слаборазвитых районов вдоль реки Теннесси.И это сработало.

Основываясь на понимании того, как работают рынки и что правительства могли бы сделать, чтобы формировать и контролировать их еще более эффективно, заявления Берни Сандерса о том, что он «социалист», могут быть помещены в реалистичный контекст. На самом деле Сандерс социалист не больше, чем человек на луне. Он в лучшем случае левый социал-демократ в контексте того, что было или когда-то было в большинстве скандинавских стран, прежде чем им пришлось иметь дело с ультраправым нативизмом, страхами перед религиозными различиями и расизмом, которые являются одними из основных. причины, по которым так много белых среднего американца и их коллеги из более высокого класса отвергают любые виды коллективного блага через налоги и правительство.Между тем, было бы намного продуктивнее и, вероятно, охватило бы более широкую аудиторию, если бы Сандерс и Сандернисты заявили, что они лояльные демократы с сильной леволиберальной перспективой, предполагающей больший государственный контроль над рынками и большую зависимость от государственных программ. . Сандернистам контрпродуктивно использовать концепцию — «социализм» — которая рассматривается как дискредитируемая и опасная людьми, чью приверженность демократы пытаются завоевать, когда она даже отдаленно неточна, теоретически или исторически, с точки зрения того, что Сандернистское экономическое видение на самом деле влечет за собой.

Также необязательно, чтобы корпорации обладали всеми правами реальных лиц, которыми они теперь пользуются в соответствии с американским законодательством, благодаря правительственной власти, которую их владельцы уже давно используют, и тем более сейчас. Корпорациям не нужно выходить на политическую арену, как если бы они были настоящими людьми. Их уставы могут быть ограничены законными правами, которые необходимы им для покупки, продажи и управления рабочей силой, включая национальные чартеры, чтобы крупные корпорации не могли скрыться от правил и налогов в таких местах, как Делавэр и Вест-Индия.

Излишне говорить, что реконструированный рынок не положит конец системе оплаты труда. Это не будет касаться желания левых отменить конкуренцию и сконцентрироваться на создании большего количества возможностей для саморазвития в контексте более широкого нерыночного социального сотрудничества. Но планирование через рынок можно было бы использовать для уменьшения степени эксплуатации, которая существует в настоящее время, путем повышения заработной платы, более гуманного рабочего процесса, а также того, что занятость в той или иной форме является политическим правом, а правительство в качестве работодателя последней инстанции может все улучшить. от детских площадок до национальных лесов, которые могут сгореть дотла.Улучшение пособий по безработице и гарантированное медицинское страхование в той или иной форме также снизило бы эксплуатацию через систему заработной платы.

Хорошим примером, который можно было бы использовать, является добавка к доходу, известная ныне эвфемизмом «налоговый кредит на заработанный доход» или EITC. С точки зрения рабочих, это годовая премия от государства. С точки зрения левых и правительства, это способ добиться большего равенства доходов в обмен на принятие рыночной дисциплины.С точки зрения корпораций, которые идеологически более склонны принимать эту конкретную программу поддержки, потому что она не мешает рынкам низкооплачиваемой рабочей силы, это государственная субсидия.

Теперь, когда принцип, лежащий в основе программы EITC, является общепринятым, и действует с 1970-х годов, новое социальное движение, основанное на прожиточном минимуме и кампаниях против пота, может оказать давление на улучшение программы, чтобы все люди старше 18 лет, работает определенное минимальное количество часов будет увеличено до прожиточного минимума.Все это можно было бы оплатить за счет более прогрессивного подоходного налога, что означало бы коллективную приверженность большему равенству доходов.

Ересь этого аргумента для левых состоит в том, чтобы допустить возможность того, что рынки могут обладать достоинством децентрализованной формы координации, которая действительно расширяет возможности для большинства людей. Он начинается с идеи Линдблома о том, что рыночная система — это прежде всего общая социальная система, которая делает возможным координацию посредством множества небольших взаимных корректировок.Это форма сотрудничества, при которой людям не нужно заранее посещать серию встреч, вступать в длительные дискуссии или даже нравиться друг другу. Есть элементы принуждения в том смысле, что люди должны работать на работе за заработную плату, но им придется делать это и при нерыночном планировании, по крайней мере, в обозримом будущем, а большинству здоровых людей нравится чувствовать себя продуктивно. и, кроме того, часть более крупного предприятия. Но да, есть конкуренция, а также сотрудничество на рынках, поэтому конкурентные аспекты системы должны быть сформированы и ограничены.

Верно также, что рынки позволяют владельцам частной собственности, приносящей доход, получить власть над правительством, как это имеет место в Соединенных Штатах. Но по самой своей природе рынки оставляют открытой возможность того, что правительство может ограничить власть и выгоды от владения через — опять же — налоги, субсидии, государственные закупки и регулирование. Правительство, повторюсь, также могло бы создавать государственные предприятия, и оно могло бы облагать налогом доходы и богатство намного больше, чем оно делает сейчас, не нарушая функционирования рынка.Настоящая проблема — это политическая власть. Если бы либерально-левая коалиция имела политическую власть, она могла бы оказать значительное влияние на экономику. Конечно, владельцы и менеджеры компаний будут кричать и угрожать, пытаясь отменить любые изменения, но они уже делают это.

Либеральный ответ, на который надеялись

Но как либералы будут и должны реагировать на предложения левых и левых либералов, которые были готовы идентифицировать себя как демократов, отвергать насильственные стратегии и тактики в рамках социальных движений и выступать за смешанную систему предприятий, которая потребовала бы значительного объема планирования через рынок? Конгрессом США?

Большинство людей не горят желанием делиться властью, даже если у них есть лишь небольшая часть ее, поэтому либералам может не понравиться идея столкнуться с проблемами на демократических праймериз.Они могут утверждать, что кандидаты, баллотирующиеся на праймериз слева от либералов, помогут умеренным демократам. Они также не станут сразу доверять тем, кому давно не доверяют, или переключиться на новые идеи о планировании через рынок, когда они будут думать, что их собственные с трудом завоеванные идеи достаточно хороши.

Однако есть надежда, что либералы сначала подумают о леволиберальном альянсе с точки зрения их основных принципов. Есть несколько либеральных политических теоретиков, которые утверждали, что либеральный эгалитаризм возможен в контексте представительного правительства и свободы покупать и продавать на рынке (Ellis, 1998, стр.284-286, для резюме и ссылок). Хотя либералы считают, что частная собственность является основой развития гражданского общества, по крайней мере, некоторые современные либералы, возможно, из-за опыта социальных демократий за последние 50 лет, согласны с тем, что может существовать сочетание форм собственности до тех пор, пока поскольку существуют четкие меры защиты частной собственности.

После того, как будут урегулированы основные принципиальные вопросы, либерал-демократам также придется внести некоторые прагматические изменения. Для начала им придется признать, что демонизация или игнорирование различных людей слева от них не является разумной стратегией хотя бы потому, что левые могут потопить демократов через третью сторону, как трагедия продемонстрировала кампания Надера 2000 года.Недостаточно просить левых воздерживаться от политического вмешательства в дела третьих лиц, чтобы избежать избрания консерваторов и ультраконсерваторов. Либералы должны быть готовы предоставить им место за столом, если они постучатся в дверь демократов.

В более позитивном плане, большему количеству либералов необходимо осознать, что энергия и самоотверженность левых, которые левые привносят в битву через свои социальные движения, помогают сделать возможным то, что позже станет рассматриваться как победы демократов в законодательных органах.Такое осознание, конечно, было бы намного проще, если бы либералы были уверены, что левые не могут выдвинуть стороннего кандидата в последнюю минуту, если они не добьются своего, или прибегут к насильственной тактике в рамках общественного движения. контекст.

Пожалуй, наиболее сложным для либералов соображением является идея планирования через рынок и государственную собственность некоторых предприятий. Насколько либералам потребуется компромисс, чтобы принять такие идеи как часть своего экономического видения? Для начала, некоторые либеральные теоретики уже на полпути к своему собственному призыву к «демократическим рынкам», контролируемым правительством, чтобы гарантировать доступ и справедливость для всех (например,g., Massey, 2005, за либеральный аргумент, который значительно увеличивает роль правительства в формировании рынков и контроле за ними). Однако им пришлось бы сделать еще один шаг в своем мышлении, если бы они согласились с тем, что планирование через рынки также может быть включено в их мышление.

Концепция рыночного планирования с использованием хорошо известных и чрезвычайно мощных стимулов (вспомните, насколько консерваторы не любят налоги и правила) расширила бы горизонты либерализма несколькими способами.Наиболее важным из них является возможность различных форм собственности бизнеса в контексте рынков и представительной демократии, включая государственную собственность на некоторые предприятия. Согласны, либералы и большинство экономических социологов считают, что частная собственность была одной из исторических предпосылок рыночной экономики. Однако некоторые либеральные теоретики также подчеркивают, что общества и их рынки развиваются, поэтому сегодняшние либералы могли бы принять хотя бы некоторую долю государственной собственности в различных секторах экономики и даже конкурентоспособные государственные предприятия во многих секторах экономики, чтобы сохранить олигополизм. транснациональные корпорации в напряжении.Многие полезные идеи в этом направлении были фактически сформулированы и поддержаны некоторыми левыми либералами в 1970-х, но были проигнорированы или отвергнуты в то время, когда различные марксисты и их потенциальные партии считали уверенным, что революция находится в сфере возможность (например, Carnoy & Shearer, 1980, за отличную формулировку и расширение этих многих полезных идей).

Но прежде всего я хочу подчеркнуть, что либералам не обязательно заранее принимать все аспекты эгалитарного экономического видения.Напротив, я считаю, что такие вопросы не нужно решать до начала пути, если можно будет договориться о том, что они будут обсуждаться и оспариваться в рамках демократических праймериз, без каких-либо личных нападок, которые являются смертельным поцелуем для этого. стратегия. Я думаю, что достоинство такого соглашения в том, что оно позволило бы либералам и левым работать вместе, чтобы увидеть, насколько возможно возможное равенство. Логика состоит в том, чтобы шаг за шагом двигаться к изменениям в контексте, в котором пределы устанавливаются политическими победами и тем, насколько хорошо работает система планирования.Люди будут голосовать за то, что они хотят попробовать, а затем смотрят, как это работает. Если некоторые планы не сбудутся, то и либералы, и левые поймут, что есть пределы возможному.

Другими словами, либералы и левые могли видеть себя дружественными конкурентами, а не врагами, что позволило бы им сосредоточиться на своих реальных оппонентах, корпоративно-консервативном альянсе, экономистах свободного рынка и других защитниках статус-кво. которые настаивают на том, что обычные люди с низким доходом, особенно цветные и недавно иммигранты, должны терпеть свою судьбу с бессмертной благодарностью.И либералы, и левые могли бы начать с ключевой идеи, выдвинутой экономическими социологами, — рынки — это то, чем мы их делаем, — а затем учесть разницу в электоральных состязаниях, которая позволит им увидеть, насколько рынки могут быть ограничены в эгалитарном направлении. .

Заключение

Новые направления и компромиссы, которые я предлагаю, обладают тем достоинством, что позволяют левым играть их наиболее важную роль, которая заключается в том, чтобы поставить под сомнение ограниченное видение, которое в настоящее время преобладает, и подтолкнуть к изменениям, которые большинство людей считают невозможными, без в то же время они втягиваются в борьбу с теми, к кому они на самом деле ближе всего, — с либералами и демократами в целом.Именно такая роль левых помогла отменить рабство, преодолеть капитализм laissez faire во имя государства всеобщего благосостояния и помочь создать промышленные союзы, которые сыграли такую ​​большую роль в повышении доходов всех рабочих — и некоторых из них. «белые воротнички» — с конца 1930-х до середины 1970-х годов. Левые активисты, черные и белые, женщины и мужчины, помогли демонтировать систему Джима Кроу на Юге, а затем бросили вызов сексизму и гетеросексизму. Все эти изменения считались невозможными или достижимыми в течение многих поколений теми, кто придерживался более умеренных политических взглядов.В самом деле, может оказаться, что самой важной ролью левых суждено сыграть роль катализатора, в то же время отказавшись от любых попыток получить себе власть. Или, по крайней мере, таков вывод давнего активиста и социолога социальных движений, который, как мне кажется, дал лучшую перспективу, которая у нас есть на данный момент по этим вопросам (например, Flacks, 1988, 1995, 2005).

Таким образом, можно было бы надеяться, что левые помогут либерализовать Демократическую партию путем создания проблем на партийных праймериз, когда наступит подходящий момент с точки зрения сочетания событий и кандидатов, и в то же время избежать личных нападок на других кандидатов и немедленно продемонстрировав свою лояльность Демократической партии, объявив о своей поддержке победителя на предварительных выборах, а затем упорно работая над тем, чтобы ее / ее избрали.В то же время они могли бы продолжать усилия по созданию социальных движений, которые творчески используют стратегическое ненасилие, чтобы привлечь на свою сторону нейтралов и разделить оппозицию. Для левых также было бы важно отстаивать экстенсивное экономическое планирование через реконструированную рыночную систему, которая нацелена на большее экономическое равенство, права рабочих, защиту окружающей среды и другие коллективные блага.

В ответ есть надежда, что либералы откликнутся на левых, которые отказались от прошлых теорий и практик и приняли подходы, не вызывающие разделения.В рамках этого процесса они могут выдвигать идеи для планирования через рынок и возможное использование большего количества государственных предприятий для расширения общественного блага, в то же время сохраняя свою ориентацию на победу над центристами, чтобы демократы могли выиграть больше всеобщих выборов. организуйте Конгресс и начните восстанавливать либеральные программы.

Ни один из этих пунктов не является оригинальным или потрясающим. Вместе взятые, однако, они составляют пакет, который ни разу не был опробован в течение какого-либо периода времени за пределами локального или государственного уровня.Такой подход объединяет электоральное и неэлекторальное. Он обходит структурные возможности третьих сторон и нерыночного централизованного планирования, а также исключает самоубийственное обращение к насилию. Эти изменения являются основными элементами, которые позволят воссозданному леволиберальному альянсу оказать серьезное влияние на тех, кто не входит в Демократическую партию и которые могут быть открыты для изменения своего мнения.

Хотя активисты последних шести десятилетий внесли значительный вклад в увеличение личных свобод и индивидуальных возможностей для цветных, женщин и людей с альтернативной гендерной идентичностью и сексуальной ориентацией, они не добились никакого прогресса в создании более гуманного образа жизни. коллективная и эгалитарная экономическая система.Парадокс времени, прошедшего с 1960 года, заключается в том, что экономика постепенно — а затем очень быстро в последние годы — стала менее равной в экономическом отношении для нижних 90%, в то время как индивидуальная свобода и возможности расширились для многих ранее исключенных людей. Несомненно, такой неожиданный результат должен стать поводом для опробования новых подходов, даже если они не имеют теоретических обоснований высокого уровня, которые были предоставлены марксизмом и другими абстрактными теориями, которые не выдержали испытания временем с точки зрения эмпирической поддержки.

Одно кажется совершенно очевидным. Когда дело доходит до экономического равенства и политической власти, левые не могут поступить намного хуже, чем они. Это психологическая и социально-психологическая загадка, почему старые теоретические взгляды никогда не кажутся полностью отвергнутыми новыми поколениями ценностно-эгалитарных активистов. Ценности достойные, непреходящие и достойные восхищения, но теории и методы, вытекающие из этих теорий, оставляют желать лучшего.

Список литературы

Ахен, К., & Бартельс, Л. М. (2016). Демократия для реалистов: почему выборы не приводят к появлению отзывчивых правительств . Принстон: Издательство Принстонского университета.

Карной М. и Ширер Д. (1980). Экономическая демократия: вызов 1980-х годов . Уайт-Плейнс, Нью-Йорк: М. Э. Шарп.

Домхофф, Г. В. (2003). Смена власть имущих: как левые могут перестать проигрывать и побеждать. Лэнхэм, Мэриленд: Роуман и Литтлфилд.

Домхофф, Г. В. (2009). Создание либерально-левого альянса для социальных изменений: рецепты социальных наук American Behavioral Scientist, 53 , 151-161.

Домхофф, Г. В. (2014). Кто правит Америкой? Торжество корпоративных богачей (7-е изд.). Нью-Йорк: Макгроу-Хилл.

Домхофф, Г. В. (2017). Богатство, доход и власть. WhoRulesAmerica.net: http://www2.ucsc.edu/whorulesamerica/power/wealth.html .

Эллис, Р. Дж. (1998). Темная сторона левых: нелиберальный эгалитаризм в Америке. Лоуренс: Университет Канзаса Press.

Флэкс Р. (1988). Творить историю: радикальные традиции в американской жизни .Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Флэкс, Р. (1995). Мыслите глобально, действуйте политически: некоторые примечания к новой стратегии движения. В М. Дарновский, Б. Эпштейн и Р. Флакс (ред.), Культурная политика и социальные движения (стр. 251-263). Филадельфия: издательство Temple University Press.

Флэкс, Р. (2005). Вопрос актуальности в исследованиях социальных движений. В D. Croteau, W. Haynes & C. Ryan (Eds.), Рифмованная надежда и история: активисты, ученые и общественное движение, стипендия (стр.3-19). Миннеаполис: Университет Миннесоты Press.

Гросс, Л. (1993). Оспариваемые туалеты: политика и этика выхода на улицу. . Миннеаполис: Университет Миннесоты Press.

Ханель Р. (2005). Экономическая справедливость и демократия: от конкуренции к сотрудничеству. Нью-Йорк: Рутледж.

Линдблом, К. (2000). Рыночная система: что это такое, как работает и что с этим делать. Нью-Хейвен: издательство Йельского университета.

Мэсси, Д. (2005). Возвращение слова «L»: либеральное видение нового века.Принстон: Издательство Принстонского университета.

Надер Р. (2002). Разбить вечеринку . Нью-Йорк: Издательство Св. Мартина.

Пикетти, Т., Саез, Э., и Зукман, Г. (2016). Распределительные национальные счета: методы и оценки для США . Кембридж: Национальное бюро экономических исследований.

Шоу Р. (1999). Возвращая Америку: Nike, чистый воздух и новый национальный активизм. Беркли: Калифорнийский университет Press.

Вольф, Э.(2017). Век богатства Америки. Кембридж: Издательство Гарвардского университета.

Впервые опубликовано в декабре 2017 г.

Как либерал научился уважать консервативное мышление | Бостония

Что означает окрашивание волос в фиолетовый

Должен ли 20-летний специалист по информационным технологиям, по общему мнению, компетентный сотрудник, окрасить свои длинные волнистые каштановые волосы в пурпурный цвет, не получив огорчения от руководства? Этот вопрос был в центре разговора на недавнем ужине для группы умных женщин разного возраста.

«У руководства случился апоплексический удар», — сказала женщина. «Конечно, они сказали, что мои волосы не имеют отношения к моей работе; они согласились, что я хорошо выполнил свою работу. Но мне пришлось перекрасить его обратно ».

Группа кивнула и закатила глаза в сочувственном негодовании. Владелец прически даже не общался с публикой! У компании не было опубликованного дресс-кода! Чтобы покрасить волосы, их нужно осветлить, а это опасно для здоровья!

Я промолчал. Как и другие люди, выросшие в эпоху личной свободы, я тоже рассуждал: «Отойди.Я никому не причиняю вреда, делая x ».

Внутри, однако, я склонялся к руководству, и вот почему: окрашивание волос в фиолетовый цвет в возрасте 20 лет показывает неуважение к вашим руководителям и коллегам. Это заставляет вас выделиться. Вы демонстративно не вписываетесь в группу. Вы навязываете другим, крича: «Посмотри на меня!»

Я также знал, что мои мысли об инциденте с пурпурными волосами сильно отличались от того, что они думали несколько лет назад.Их изменили несколько вещей, но наиболее сильными силами были мои чтения по социальной и кросс-культурной психологии и мой опыт в других культурах.

Зарубежное образование

Это был май 2008 года. Несколькими неделями ранее я вернулся из семестрового творческого отпуска в Китае, где я путешествовал со своим тайваньским докторантом по двум исследовательским проектам, оба по языку, но совершенно разные. В одном проекте изучалась когнитивная обработка, лежащая в основе чтения китайской письменности, а в другом — интервью и анкетирование, посвященное удобству и частоте использования фразы Wo ai ni (Я люблю тебя).Мы с мужем жили на съемных квартирах, и я каждый день ездила на автобусе или велосипеде, чтобы встречаться со студентами-ассистентами. Я тусовался в парках с ноутбуком, писал свои академические работы, наблюдал за людьми, играющими и тренирующимися, пытался общаться с заинтересованными местными жителями, которые хотели впервые поговорить с американцем.

Однажды, во время посещения местного Starbucks, я был поражен, увидев женщину, иностранку, у которой, казалось, была какая-то лицевая дисморфология. Костлявые выступы на ее скулах заставили меня вспомнить название болезни, которая могла ее вызвать.Потом что-то щелкнуло. Это была нормальная женщина с сильным носом и скулами, с характерными германскими чертами лица.

Оказалось, что три месяца жизни редкого кавказца в китайских кварталах изменили мою систему распознавания лиц (подумайте о поиске слов на родном языке, когда вы ежедневно используете другой язык). Вернувшись в Массачусетс, моя система распознавания лиц почти мгновенно вернулась к своим нормальным настройкам. Но поездка в Китай заставила меня осознать достоинства минимизации индивидуалистических проявлений и уважения к желаниям тех, кто стоит выше одного в социальной иерархии.В коллективистских культурах Восточной Азии люди меньше озабочены выражением своей индивидуальности и больше озабочены гармоничными отношениями с другими, в том числе чувствительными к негативным оценкам со стороны других. Одним из результатов является хорошо организованный класс из 30 дошкольников под руководством одного учителя и помощника.

Сидя за ужином со своими подругами, я думал о тонкой силе социальных норм и уважении к власти. В дополнение к урокам жизни в Китае я вспомнил пять основ морали Джонатана Хайдта, социального психолога (и автора книги 2012 года Праведный разум: почему хорошие люди разделяются политикой и религией ).Я восхищался работой Хайдта с тех пор, как начал назначать его видео New Yorker 2007 года на мои классы кросс-культурной психологии и когнитивной психологии. Однажды Хайдт провел коллоквиум в моем отделе и посетил мою лабораторию. В последние годы профессор Нью-Йоркского университета стал чем-то вроде рок-звезды социальной психологии, во многом благодаря его убедительному анализу систем ценностей либералов и консерваторов. Хайдт предлагает, чтобы моральное мировоззрение либералов фокусировалось на справедливости и беспристрастности, равном обращении со всеми, а также на заботе и противостоянии.вред, который подразумевает сострадание к другим. Политические консерваторы также имеют эти ценности, говорит Хайдт, но они находятся под влиянием трех других моральных систем: уважение к иерархии, предпочтение своей внутренней группы над чужой и оценка чистоты (сложная концепция, которая включает в себя сексуальную приличность, благородство и избегая отвратительных предметов).

Идея о том, что разные группы охватывают разные системы ценностей, была, конечно, не новой, но до чтения Хайдта я считал уважение к власти, внутригрупповой фаворитизм и чистоту компонентами коллективистских культурных групп, которые обычно ассоциируются с развивающиеся страны и часто описываются в противопоставлении индивидуалистическим ценностям, которые являются отличительными чертами современных развитых регионов (особенно Северной Америки, Европы и Австралии).Коллективизм широко распространен во всем остальном мире, особенно в том, что исследователи называют маломасштабными обществами, но он также присутствует в больших и хорошо организованных обществах, таких как Китай, где традиционные ценности и мудрость досовременных времен, такие как конфуцианские учения, остаются влиятельными. .

Ни одна из систем не лучше

Когда я преподаю эти концепции на уроке кросс-культурной психологии, я обычно прошу студентов обсудить такие «кросскультурные тизеры»:

Исследователь из Турции помогает вам перевести ваш социологический опросник на турецкий язык, но она утверждает, что вопрос о бездомности не будет понят, потому что бездомности в Турции не существует.

Многие американцы считают, что для всех подростков хорошо иметь работу после школы, но индийцы считают, что это следует делать только в том случае, если семье нужны деньги.

Американский предприниматель объясняет своим пожилым польским родственникам, что его сын преуспел в бизнесе, не заставляя отца дергать за ниточки или предлагать какую-либо финансовую помощь. Польские родственники в ужасе.

Аспирантка из Казахстана должна отказаться от получения докторской степени, чтобы вернуться домой, чтобы заработать денег, чтобы ее племянники могли закончить среднюю школу.

Американцев призывают регулярно говорить «Я люблю тебя» членам семьи; многие молодые люди Китая говорят, что их родители ни разу не сказали им «Wo ai ni».

Я провел годы с презрением к консервативным ценностям. Не заботитесь о глобальном потеплении? Вредно, неправильно и несправедливо!

Турки, индийцы, пожилые поляки, казахи и китайцы, по-видимому, выросли в культурах, где особое внимание уделялось совместному использованию ресурсов с членами группы и где ожидается, что члены семьи будут подчинять свои собственные цели целям группы.Напротив, индивидуалистические общества терпимы к несоответствию и приветствуют стремление к личным целям и самовыражение. Например, та городская жизнь, которую испытывает большинство из нас, предлагает варианты, которые уменьшают необходимость полагаться на других людей. Если на улице есть круглосуточный магазин товаров повседневного спроса (или если у вас есть машина и вы можете запастись продуктами), вам не нужно стучать в дверь соседа, чтобы одолжить чашку сахара. У горожан обычно есть банковские и страховые счета, а это значит, что нам не нужно прибегать к услугам друзей, чтобы быть уверенными, что их спина в чрезвычайной ситуации.Фактически, многие американцы вспоминают, как их предупреждали не давать деньги в долг друзьям, потому что это подвергает дружбу опасности. Напротив, мой турецкий коллега Айше Айчичеги-Динн объясняет, что турецкие друзья ссужают деньги, чтобы углубить взаимные обязательства, избегая при этом выплаты процентов банкам.

Кросс-культурные психологи не рассматривают индивидуализм или коллективизм как нечто высшее или низшее по своей сути. Они понимают, что каждая система развивалась для решения проблемы того, какую пользу люди могут извлечь из жизни в группах, и видят в обеих системах плюсы и минусы.Индивидуалистические общества, подобные нашему, позволяют людям реализовывать свои мечты (за), но когда большие устремления рушатся из-за неудач или жесткой конкуренции, им может не хватать защиты, будь то государственные услуги или поддержка семьи (против). В индивидуалистических обществах транзакции абстрактны и удобно монетизируются (профи). Но когда мы не торгуем своим трудом и временем с соседями ради взаимной выгоды, мы упускаем возможность построить дружбу, помогая друг другу (против).И действительно, дружба в индивидуалистических обществах обычно многочисленна, разнообразна и часто поверхностна. Они легко инициируются и обычно прекращаются, например, когда мы решаем переехать на более высокооплачиваемую работу.

В коллективистских обществах семейные узы и глубокая дружба, которые возникают из-за того, что никогда не покидают свой родной город и ежедневно вкладываются в управление отношениями, служат буфером против одиночества и депрессии. Обратной стороной является то, что коллективистские культуры могут иметь деспотический менталитет маленького городка, который наказывает нонконформистов, бросающих вызов религиозным, гендерным или половым ролевым нормам.

Как либерал, я много лет презирал консервативные ценности. Не заботитесь о глобальном потеплении? Эксплуатировать и очернять иммигрантов? Придерживать мужчин и женщин разных стандартов сексуального поведения? Уволить живущих в бедности? Принять закон, чтобы помочь тем, кто уже добился успеха, сохранить свое состояние? Вредно, неправильно и несправедливо!

Итак, что меня так сильно поразило при чтении работы Джонатана Хайдта, так это осознание того, что три моральные системы, которые либералы отвергают, но принимают консерваторы (то есть уважение к власти, приоритетность членов группы, чистота), являются отличительными чертами коллективистские системы ценностей, о которых я узнал, проводя кросс-культурные исследования и живя за границей.Мое текущее и более сочувственное понимание состоит в том, что центральной целью коллективистских обществ (и социального консерватизма как политической идеологии) является резервирование ресурсов для группы, стратегия, которая была необходима в более ранние эпохи, когда соседнее племя вторгалось на вашу территорию и ежедневное выживание часто было неопределенным. Правила чистоты и упор на подчинение авторитету — это инструменты, которые помогают небольшим обществам укреплять групповую сплоченность и выживание.

Сотрудничество с учеными «на другой стороне»

Мои исследования, обучение и путешествия показали мне, что для большинства культур, процветавших на нашей планете, социально консервативные политические взгляды имели большой смысл.Но что действительно сделало меня более терпимым к «другой стороне», так это то, что я начал общаться в сотрудничестве с учеными, которые идентифицировали себя как центристы, середнячки, политически умеренные, религиозные и даже консервативные. Богослов Уэсли Вайлдман, профессор школы теологии, религиовед и мыслитель широкого профиля, попросил меня стать научным сотрудником в Институте биокультурного изучения религии. Встречи с коллегами по проекту Spectrums института, цель которого — найти стратегии смягчения проблем, связанных с религиозным экстремизмом и поляризованным религиозным дискурсом, позволили мне задать сложные вопросы людям, которых я уважал.Например, почему идеологические консерваторы выступают за большой бизнес, сокращая продовольственные талоны, чтобы «уменьшить правительство», при этом субсидируя агробизнес?

Многие ученые и мыслители пытались понять, как республиканская партия объединила идеи пробизнеса, антирабочих и неолиберализма с социальным консерватизмом маленьких городков. Можно даже сказать, что консерваторы в Конгрессе должны уделять первоочередное внимание поддержке своей группы, а их группа — это пробизнес. Капитализм свободного рынка действительно отличается от социального консерватизма.Один из моих консервативных коллег указал мне на поучительные эссе по этому поводу в American Conservative , журнале, который я счел гораздо более разумным, чем можно было бы подумать по постоянным очернениям консерваторов на сайте, который мне нравится, www.alternet.org.

Все вышеперечисленное — путешествия, исследования, обучение и сотрудничество — привели меня к тому месту, где я не ускользнул, когда встречаю кого-то, кто выражает консервативные политические ценности, а воспользуюсь возможностью учиться.И не только потому, что некоторые консерваторы объединяют усилия с либералами, выступая против патриархата, расизма и патриотизма, ориентированного на мою страну. В консерваторах есть еще кое-что интересное: они счастливее либералов.

Я давно ценил оптимизм в отношении человеческого прогресса, который является ключевым идеалом либерализма (подумайте о термине «прогрессивный»). Хотя я все еще придерживаюсь этой точки зрения, мне интересно, являются ли консервативные идеалы более естественными идеалами. Иными словами, включает ли человеческая природа, возникшая под давлением естественного отбора наших предков, живших в небольших группах, стремление ограничить индивидуальное самовыражение, усилить авторитет и накапливать ресурсы для своей группы? По сравнению с либералами, социальные консерваторы могут жить жизнью, более похожей на то, что люди жили десятки тысяч лет.И если так, то не является ли их более естественное мышление причиной того, что консерваторы, по крайней мере, согласно опросам, часто бывают более счастливыми, чем либералы?

Обведите в кружок ответы, которые, по вашему мнению, лучше всего завершат это предложение: если вы являетесь гостем друга друга, ваше пребывание может быть физически и социально более комфортным, если ваши хозяева а) либеральны б) консервативны, но разговор будет будьте более интеллектуально стимулирующими, если ваши хозяева: а) либералы б) консервативны.

Если вы ответили b и a, то ваша интуиция согласуется с растущей литературой о том, как личность и когнитивные функции совпадают с идеологическими убеждениями.Консерваторы (в среднем) общительны, приветливы и сознательны, а также озабочены тем, чтобы угодить другим членам своей группы и соответствовать им. По сравнению с консерваторами либералы (в среднем) менее проницательны в социальном плане и менее приспособлены к потребностям других, менее согласны и в целом менее счастливы. С интеллектуальной стороны либералы, по сравнению с консерваторами, предпочитают абстрактные, интеллектуальные темы, что согласуется с их более широким моральным охватом. Либералы озабочены голодом в Африке, изменением климата, угрожающей биосферой, промышленным сельским хозяйством и проблемами, которые, несмотря на их важность, далеки от повседневной жизни обычных американцев.

Социологам предстоит долгий путь к выяснению запутанных причинно-следственных связей, существующих среди наблюдаемых корреляций, но вот вопрос: вызывает ли общая картина, абстрактное мышление либералов менее счастливыми, потому что они удаляют себя от воплощенного здесь и Теперь? В конце концов, способность жить настоящим моментом и ценить нашу жизнь такой, какой она есть, действительно кажется ключевым ингредиентом повседневного удовлетворения. Или же забота консерваторов о прочном браке, крепкой сплоченности семьи и повседневной общительности склоняет чашу весов к большему ежедневному удовлетворению и счастью?

Эти идеи — от межкультурной психологии до когнитивных / личностных стилей — были в центре моего личного и интеллектуального путешествия в течение последнего десятилетия (когда, возможно, не случайно, я вышла замуж и родила мальчиков-близнецов).Теперь для меня имеет больше смысла включать в свой набор инструментов все стратегии для полноценной жизни. Когда мы понимаем больше из полного набора способов быть людьми, мы можем быть более человечными.

Питер Бейнарт: Демократическая партия зайдет слишком далеко?

Если вы оцениваете климат внутри Демократической партии только по тому, какие кандидаты выиграли праймериз 2018 года, вы можете подумать, что сообщения о ее крене влево преувеличены. Несмотря на шумиху о неудачных победах Александрии Окасио-Кортес и Аянны Прессли на выборах в Конгресс в Нью-Йорке и Массачусетсе, ни один действующий губернатор-демократ или сенатор не проиграл праймериз левому претенденту.

Чтобы услышать больше интересных статей, просмотрите наш полный список или скачайте приложение Audm для iPhone.

Но часто менее важно, кто победит на выборах, чем то, кто определяет повестку дня. А идеологически Демократическая партия так резко изменила курс, что «истеблишмент» или «центристские» демократы теперь часто поддерживают более широкое расширение правительства и более яростно презирают большой бизнес и крупные финансы, чем большинство либеральных демократов несколько лет назад. В 2016 году Хиллари Клинтон заявила, что система здравоохранения с одним плательщиком «никогда не будет реализована».В 2017 году Джо Манчин из Западной Вирджинии, по некоторым параметрам самый консервативный демократ в Сенате, сказал, что эту идею «следует изучить». Во время избирательного цикла 2013–2014 годов сенатор Кори Букер от Нью-Джерси получил от Уолл-стрит больше денег, чем любой другой член Конгресса. В феврале этого года он объявил, что больше не будет принимать пожертвования от корпоративных комитетов политических действий.

Впервые за более чем 40 лет левые формируют идентичность Демократической партии. В то время как термины либеральный , прогрессивный и левый часто используются как синонимы, стоит пояснить, что означают эти термины.В Америке левых от либералов и прогрессистов, а также консерваторов отличает их приверженность радикальному равенству. Левые с большей вероятностью, чем либералы, будут утверждать, что экономическое неравенство делает конституционные свободы Америки пустыми. Они с большей вероятностью будут искать за границей — Советский Союз или Кубу в прошлые эпохи, а сегодня — Скандинавию — в поисках альтернатив политическим и экономическим моделям Америки. Они более скептически относятся к признанным экспертам, которые определяют пределы допустимых изменений.И, что, пожалуй, наиболее важно, они с большей готовностью бросают вызов укоренившимся нормам честной игры, чтобы создать более равноправную страну.

Согласно этому определению, левые редко обладали большим влиянием внутри Демократической партии. Лишь дважды до этого он получил достаточно власти, чтобы заставить демократов кооптировать его идеи. В обоих случаях — в середине 1930-х и середине 1960-х — левые получили эту власть благодаря массовым движениям, угрожавшим общественному порядку. Чтобы поддерживать этот порядок и предотвратить более радикальные альтернативы, демократы приняли законы, которые сделали Америку заметно более равной.Но сама угроза радикализма и хаоса, наделявшая левых полномочиями, в конечном итоге вызвала сокрушительную реакцию. Сегодня, третий раз за столетие, левые мобилизуются, Демократическая партия отвечает, и угроза беспорядков растет. То, как демократы отреагируют на эту угрозу, поможет определить, станут ли ближайшие годы третьей великой эрой левых перемен.

И в 30-х, и в 60-х годах левые сначала выросли за пределами Демократической партии или на ее периферии. Франклин Д.Рузвельт не вступил в должность, обещая радикально более равную Америку. Он просто экспериментировал с политикой, чтобы вывести страну из депрессии. Некоторые из этих политик были наклонены влево: например, Закон о восстановлении национальной промышленности 1933 года регулировал промышленность и защищал право трудящихся на объединение. Но в первый год своего правления Рузвельт также сократил государственные расходы на 500 миллионов долларов и укрепил, а не национализировал финансовую систему Америки.

Повестку дня Рузвельта изменило давление со стороны популистских движений, выдвигающих левые экономические требования.К середине 30-х отец Чарльз Кафлин вел, возможно, самое популярное радиошоу в мире. Его Национальный союз социальной справедливости, который, как утверждал радиосвященник в 1935 году, насчитывал 8,5 миллионов членов, требовал трудовых прав, льготных кредитов и национализации банков и предприятий. Когда президент попытался сбалансировать бюджет и стабилизировать частные банки, Кафлин осудил его за то, что он «перехитрил Гувера».

Со своей стороны, Общество «Поделись нашим богатством» Хьюи Лонга, которое объединило 5 миллионов членов в течение года с момента своего основания, выступало за захват частных состояний и использование денег, чтобы выписать каждой американской семье чек на 5000 долларов.Урезав правительственные расходы, сенатор от Луизианы разгневался, Рузвельт продался «мистеру». Морган »и« Мистер. Рокфеллер ».

Если этого было недостаточно, 2 миллиона американцев вступили в Таунсенд-клубы — названные в честь Фрэнсиса Эверетта Таунсенда, калифорнийского врача, которого подтолкнуло к действиям вид пожилых женщин, роющихся в мусоре в поисках еды, — которые требовали, чтобы федеральное правительство заплатило 200 долларов за штуку. месяц каждому американцу старше 60 лет. Профсоюзы, воодушевленные защитой Закона о восстановлении национальной промышленности и радикализованные в результате участия коммунистов, также расширили свою власть.С 1933 по 1935 год Объединение горняков увеличило свое членство в четыре раза, а свой банковский счет — в восемь раз. Число американцев, объявивших забастовку, удвоилось с 1932 по 1933 год, а затем снова выросло в 1934 году.

К концу своего первого срока Рузвельт был напуган — и тем, что эти движения могут угрожать его переизбранию, и тем, что они могут разжечь революцию. Президент, как писал его доверенное лицо Гарольд Икес в сентябре 1934 года, должен «двигаться дальше влево, чтобы удержать страну … [A] крах со стороны администрации привел бы к крайне радикальному движению.В 1935 году, когда последователи Кафлина, Лонга и Таунсенда обсуждали создание третьей стороны, Рузвельт назвал их сотрудничество «опасной ситуацией». Тайный опрос, проведенный в том году председателем Демократического комитета Джеймсом Фарли, показал, что, если Лонг объявит заявку третьей стороны, он сможет набрать около 10 процентов голосов и передать пост президента республиканцу.

Итак, Рузвельт принял более радикальную повестку дня. В апреле 1935 года он подписал Закон о чрезвычайных ассигнованиях, стоимость которого составила почти 5 миллиардов долларов, что превышало все доходы, полученные федеральным правительством в 1934 году.В июле он подписал закон Вагнера в пользу трудящихся. В августе он повысил налоги для богатых и, стремясь упредить более амбициозные пенсионные планы Таунсенда и Лонга, создал систему социального обеспечения для пожилых, а также страхование по безработице и помощь семьям с низкими доходами.

Ни одна из двух великих попыток 20-го века законодательно закрепить равенство не была бы возможна, если бы американские левые не были мобилизованы, чтобы требовать их.

Рузвельт поддерживал не только левые; он также позаимствовал ее язык.В то время как он когда-то изображал себя беспристрастным арбитром между бизнесом и трудом, он баллотировался на переизбрание как гордый антагонист деспотичных богатых. «Мы заслужили, — хвастался он в своем обращении о положении в стране в 1936 году, — ненависть к укоренившейся жадности».

Но даже после уверенной победы на выборах Рузвельт столкнулся с другим препятствием: Верховный суд отменил Закон о восстановлении национальной промышленности и заложил основу для отмены социального обеспечения. Под давлением и воодушевленным левыми воинственными движениями президент в ответ предложил добавить судей в Верховный суд, чтобы дать ему большинство сторонников Нового курса.Этот шаг нарушил давно устоявшиеся нормы взаимоотношений между исполнительной и судебной властями. Противники Рузвельта предупреждали о тирании и победили его гамбит в Конгрессе. Но президент победил. В 1937 году Верховный суд прекратил свое существование. Новый курс выжил, и Америка стала — по крайней мере для белых — страной с гораздо более равными правами.

Вторые левые американцы — левые 1960-х годов — также начали вне Демократической партии. И он тоже использовал угрозу беспорядков, чтобы вынудить изначально осторожных президентов предложить фундаментальные изменения.

Как подробно описывает Джулиан Зелизер в своей книге « Жестокая срочность нашего времени, », Джон Ф. Кеннеди пришел на пост президента не для того, чтобы отстаивать расовое равенство. Он встречался с Мартином Лютером Кингом-младшим в Белом доме только через девять месяцев своего срока, и то только тайно. Когда Кинг попросил его продвигать закон о гражданских правах, Кеннеди, который сделал снижение налогов своим главным законодательным приоритетом, сказал ему, что такой закон не получил поддержки в Конгрессе.

Но борцы за гражданские права продолжали провоцировать столкновения, которые разоблачали жестокость сегрегации и порождали призрак еще большего хаоса, если Кеннеди не будет действовать.В мае 1963 года полиция Булла Коннора и Бирмингема, штат Алабама, ответила на проект Кинга C — за «конфронтацию» — направив собак и пожарные шланги на чернокожих детей на виду у национальной прессы. Расисты взорвали дом брата Кинга; беспорядки вспыхнули в черных кварталах Бирмингема. Дальнейшая задержка в Вашингтоне, настаивал Кинг, будет означать более смертоносные столкновения. В июне, когда Кеннеди наконец выступил по телевидению, чтобы потребовать принятия законов, запрещающих сегрегацию в общественных местах, он предупредил: «Пламя разочарования и разногласий горит в каждом городе, на севере и юге, где нет средств правовой защиты.Возмещения ущерба добиваются на улицах, в ходе демонстраций, парадов и протестов, которые создают напряженность и угрожают насилием ».

После смерти Кеннеди обещание дальнейшего беспорядка подтолкнуло Линдона Б. Джонсона оказать давление на непокорный Конгресс, чтобы тот принял Закон о гражданских правах. Чтобы преодолеть обструкцию, ему нужна была поддержка лидера сенатского меньшинства, республиканца Эверетта Дирксена. Он получил его вскоре после того, как Конгресс за расовое равенство пригрозил пикетировать дом Дирксена. После принятия законопроекта о гражданских правах Кинг оказал давление на Джонсона с точки зрения избирательных прав, предупредив его, что, если он остановится, «вы увидите демонстрации такого уровня, которого никогда раньше не видели.Страх перед беспорядками также повлиял на решение Джонсона основать Великое общество, которое включало федеральную помощь на образование, продовольственные талоны, профессиональную подготовку, Head Start, Medicare, Medicaid и аналог Корпуса мира в стране. Как сказал Джонсон после беспорядков в Гарлеме в 1964 году: «У них нет работы. Они ничего не могут сделать. Они просто устраивают ад.

Активность в защиту гражданских прав была не единственной причиной всплеска политики левого толка в середине 1960-х годов. Джонсон, который в молодости работал администратором «Нового курса», был опытным законодателем, одержимым идеями Рузвельта.Тем не менее, как утверждает Эли Зарецкий в своей книге Почему Америке нужны левые , ни одна из двух великих попыток Вашингтона 20-го века законодательно закрепить равенство не была бы возможна, если бы американские левые не были мобилизованы, чтобы требовать их. Это делает его настолько значительным, что сегодня он снова мобилизуется.

Корнел Уэст назвал четыре десятилетия после прекращения движения за гражданские права и движения против войны во Вьетнаме левым «ледниковым периодом». Левые вызвали эпизодические всплески активистов: движения за замораживание ядерного оружия и против апартеида в 80-х, а также демонстрации против Всемирной торговой организации в конце 90-х, против войны в Ираке в 2003 году и за иммиграционную реформу в 2006 году.Но ничто не сравнится с разнообразием и масштабами протестов, которые начались в 2011 году.

Все началось с «Захвати», которую разжигали молодые люди, опустошенные финансовым кризисом. Затем, в 2012 году, иммигранты без документов объявили голодовку в офисе кампании по переизбранию Барака Обамы, а работники фастфуда объявили забастовку с требованием минимальной заработной платы в 15 долларов. Оправдание Джорджа Циммермана в убийстве Трейвона Мартина в 2013 году запустило Black Lives Matter. В 2016 году в Америке произошли крупнейшие протесты американских индейцев за столетие и одна из крупнейших забастовок в тюрьмах за всю историю.

Движения были слишком далеки от политического процесса, чтобы оказывать давление на Обаму, как их предшественники оказывали давление на Рузвельта и Джонсона. Но они показали энергию слева от него. И в тени Обамы начала формироваться новая Демократическая партия, напоминающая Рузвельта по его готовности принять классовый конфликт и напоминающая Джонсона по масштабам его амбиций в отношении большого правительства.

В 2015 году, не имея большого штата или значительной институциональной поддержки со стороны Демократической партии, Берни Сандерс опирался на организационные сети, созданные Occupy.«Наши пальцы на всем этом», — заявил один ветеран Occupy, ставший организатором акции Сандерса. После изначально непростых отношений с активистами Black Lives Matter Сандерс принял большую часть повестки дня и языка группы. Его кампания стала воронкой, через которую левый активист вошел в основное русло Демократической партии. И этот процесс только ускорился после избрания Дональда Трампа.

Левый активист переделал Демократическую партию несколькими способами. Во-первых, это подтолкнуло демократов, которые в эпоху Билла Клинтона и Обамы искали одобрения и поддержки корпоративных титанов и титанов Уолл-стрит, относиться к денежным интересам как к противникам.В 2008 году Обама получил больше денег от финансов, страхования и недвижимости, чем его оппонент-республиканец Джон Маккейн. Придя к власти, он назначил бывших инвестиционных банкиров в качестве трех из первых четырех руководителей своего аппарата. Для сегодняшних демократов, напротив, Уолл-стрит и корпоративный обычно являются терминами злоупотреблений. Сандерс любит цитировать описание Рузвельта сверхбогатых как «экономических роялистов». В 2016 году, по словам Адама Боззи из группы End Citizens United, только трое из 41 претендента от демократов в самых конкурентоспособных национальных гонках отклонили деньги от корпоративных пакетов.В этом году это сделали 45 из 73 самых конкурентоспособных претендентов. Большинство сенаторов-демократов, которые, вероятно, будут баллотироваться на пост президента в 2020 году, пообещали сделать то же самое.

Джоан Вонг

Демократы не просто меняют свою риторику и модель финансирования избирательных кампаний. Они принимают политику большого правительства, которую всего год или два назад считали утопической или безответственной. Во время кампании 2016 года Хиллари Клинтон раскритиковала план Сандерса по обеспечению бесплатного обучения в государственных колледжах. К январю 2017 года губернатор Нью-Йорка Эндрю Куомо, давно известный как союзник Уолл-стрит и критик чрезмерных государственных расходов, был на сцене вместе с Сандерсом, объявившим, что Нью-Йорк введет свой собственный план бесплатного обучения в колледже.Весной 2018 года Букер, который когда-то считался столь центристом, что в 2013 году журнал The Atlantic опубликовал статью под названием «Почему либералы ненавидят Кори Букера?», Принял закон, призванный помочь местностям с высоким уровнем безработицы предлагать гарантированные рабочие места на федеральном уровне, увеличивая количество рабочих мест на федеральном уровне. Правительство настолько драматично, что даже Сандерс не предлагал его во время своей кампании.

Одной из причин этого сдвига является растущее влияние, которым сейчас пользуются активисты внутри партии. Ветераны Женского марша 2017 года помогли создать многие массовые группы, которые поддержали кандидатов от демократов на промежуточных выборах в этом году.Учащиеся средней школы Марджори Стоунман Дуглас отреагировали на февральскую бойню в своей школе не только сплоченными мерами по контролю над огнестрельным оружием. Они рассеялись по стране, пытаясь победить политиков, которых поддерживает Национальная стрелковая ассоциация.

Пути, которые было трудно представить в эпоху Клинтона и Обамы, демократические политики сами переходят туда-сюда между участием в политической системе и агитацией за ее пределами. Окасио-Кортес, ветеран кампании Сандерса, решил баллотироваться на пост после участия в протестах против нефтепровода в резервации Стэндинг-Рок в Дакоте, а затем покинул предвыборный след в выходные перед первичными выборами в знак протеста против разделения семей в Мексиканская граница.В 2016 году Детройтский экономический клуб исключил Рашиду Тлайб за то, что она не выдержала речи Трампа. В этом году она выиграла праймериз Демократической партии, чтобы представлять в Конгрессе части Детройта и его пригородов. Демократы протестуют даже внутри самого Конгресса. Во время слушаний по утверждению судей Верховного суда Бретта Кавано Букер публично опубликовал документы о Кавано, которые республиканцы в Судебном комитете сочли конфиденциальными — шаг, который мог привести к его исключению из Сената, — что он назвал актом «гражданского неповиновения».

Что все это будет означать, когда к власти придут демократы? Этот момент может наступить в ближайшее время: на момент написания этой статьи в 2020 году республиканцы будут защищать 20 мест в Сенате против 11 демократов, что является крайне неблагоприятной картой для Республиканской партии. Если демократы выиграют президентские выборы в 2020 году — очевидно, , если — они, вероятно, выиграют и обе палаты Конгресса.

Если это произойдет, и демократы будут преследовать свои новые амбициозные цели, неудержимая сила столкнется с неподвижным объектом. Если Республиканская партия не изменится радикально и неожиданно, ее истонченные ряды в Конгрессе будут состоять из глубоко консервативных законодателей — тех, кто видел даже повестку дня Обамы как социалистический захват Соединенных Штатов.Этим членам будет помогать флибустьер, который заставит демократов набрать 60 голосов в Сенате для принятия важного закона. И если демократы каким-то образом примут законы, самый консервативный Верховный суд с 1930-х годов может их отменить.

Урок 30-х и 60-х годов состоит в том, что только давление извне Вашингтона может преодолеть эти препятствия. Поскольку левые более мобилизованы, чем это было во времена Клинтона и Обамы, такое давление легче представить при следующем президенте-демократе.

Битва за подтверждение Кавано показывает, как массовые движения могут поставить под сомнение кажущиеся неизбежными политические реалии. В начале сентября подтверждение Кавано казалось неудержимым. Но обвинение Кристин Блейси Форд в попытке изнасилования — в разгар движения #MeToo, которое повысило политическую цену игнорирования сексуальных проступков мужчины — почти сорвало его.

Тем не менее, республиканцы (и Джо Манчин) подтвердили его. Учитывая характер нынешней Республиканской партии, левой мобилизации может быть недостаточно.В 1964 году Дирксен опасался политических последствий пикета афроамериканских активистов в его доме. Сегодняшние лидеры Республиканской партии могут превратить такое мероприятие в призыв к сбору средств.

Здесь все становится опасно. Столкнувшись с воинствующей оппозицией Республиканской партии, Обама придерживался ряда ограничений — основанных на обычаях, а не на законе, — которые ограничивали его повестку дня. Следующий президент-демократ сделает это с меньшей вероятностью. Отчасти это связано с тем, что Трамп преодолевает множество процедурных препятствий. И отчасти потому, что следующий президент-демократ, вероятно, столкнется с гораздо большим давлением, чем Обама, со стороны левых активистов.

Одним из факторов, ограничивших амбиции Обамы, была озабоченность по поводу бюджетного дефицита. За год до его избрания лидеры демократов в Палате представителей ввели правило под названием «пайго», которое требовало, чтобы любой законопроект, увеличивающий расходы на выплату прав или уменьшающий доходы, компенсировался соответствующим повышением налогов или сокращением расходов. Сам Обама настаивал на том, чтобы его усилия по расширению охвата услугами здравоохранения были «по крайней мере нейтральными с точки зрения дефицита».

Но с тех пор, как демократы ушли влево, отношения внутри партии изменились.В 2015 году Сандерс нанял на должность главного экономиста от демократов в бюджетном комитете Сената ученого, который считает, что федеральный дефицит в целом не имеет значения. Прогрессивные комментаторы теперь регулярно публикуют статьи с заголовками вроде «Прекратите пытаться быть« ответственными »в отношении бюджета, демократы» ( The Washington Post ) и «Да, демократы — партия финансовой ответственности. Но это будет (и должно) измениться »( Vox ). Ранее в этом году левые политики и журналисты раскритиковали лидера меньшинства Нэнси Пелоси за обещание восстановить пайго (что проигнорировали республиканские лидеры Палаты представителей), если демократы вернут Палату представителей.

«После того, что сделал Трамп, — прогнозирует Остан Гулсби, бывший глава Совета экономических советников при Обаме, — теперь, когда демократы возвращаются и хотят что-то делать, а политики говорят:« Нам нужно добавить, сколько они стоят, и чтобы убедиться, что детали работают, — скажут они, — подождите, республиканцы не следовали правилам. Почему мы должны это делать? »

Угроза укоренившимся нормам и нарушение общественного порядка может в конечном итоге спровоцировать ожесточенную реакцию.

Дефицит — только одно из ограничений, которые демократы могут нарушить.Другой — флибустьер. Чтобы принять закон через Сенат, и демократы, и республиканцы использовали маневр, известный как «примирение», для которого требуется лишь простое большинство. Но правила Сената, как их интерпретирует беспартийный парламентарий, затрудняют использование согласования для большинства основных законодательных актов.

Это оставит будущим демократам выбор. Они могут ограничить свои амбиции тем, что республиканцы не заблокируют. Они могут резко расширить использование примирения, что может потребовать замены депутата Сената.Или они могут усложнить или даже сделать невозможным принятие закона о пиратстве. Эти последние шаги не нарушили бы закон. Но они разозлили бы республиканцев и разожгли бы чувство, что после Трампа все пойдет.

Наконец, что наиболее радикально, демократы могут последовать примеру Рузвельта и попытаться собрать непокорный Верховный суд. Идея, которую демократы почти не обсуждали перед избранием Трампа, набирает обороты. В последние месяцы авторы газет The Washington Post , Vox , The Intercept , Los Angeles Times , The New Republic и The American Prospect либо одобрили его, либо объявили достойным серьезного внимания. дебаты.

Защитники Верховного суда за то, чтобы опрокинуть пирата и укладывать вещи, утверждают, что оба учреждения попирают волю народа. Сенаторы-республиканцы непропорционально родом из менее густонаселенных штатов. Четверо из пяти консервативных судей были назначены президентами-республиканцами, проигравшими всенародное голосование. Как недавно утверждалось в статье влиятельного социалистического журнала Jacobin : «Иногда нужно нарушать правила, чтобы создать более демократическую систему».

В краткосрочной перспективе эта стратегия может сработать.Историки права спорят о том, насколько план Рузвельта по укладке судов повлиял на решение Верховного суда полностью изменить свое мнение и поддержать Новый курс. Но председатель Верховного суда Чарльз Эванс Хьюз явно обеспокоен тем, что «усиление внешней критики» угрожает легитимности Суда. Если левые смогут оказать достаточное давление в будущем, нынешний председатель Верховного суда Джон Робертс, опасения которого за репутацию Суда, возможно, уже повлияли на его отказ отменить Закон о доступном медицинском обслуживании, тоже может уступить.

Но еще один урок 1930-х и 1960-х годов состоит в том, что угроза укоренившимся нормам и нарушение общественного порядка, хотя и действует какое-то время, в конечном итоге может спровоцировать ожесточенную реакцию. После того как в 1937 году Верховный суд изменил курс, волна забастовок, начавшаяся в конце первого срока Рузвельта, не утихла. Он вырос. Тем летом столкновения между забастовщиками и полицией в некоторых городах стали настолько ожесточенными, что губернаторы Пенсильвании и Огайо ввели военное положение. Встревоженные тем, что победы президента скорее обнадеживают, чем успокаивают воинствующих левых, консерваторы, в том числе в партии Рузвельта, начали контратаку.Комитет Палаты представителей по антиамериканской деятельности начал слушания о влиянии коммунистов на рабочее движение и «Новый курс». В 1938 году консерваторы пережили экономический спад и ответную реакцию против рабочего радикализма и схемы упаковки судов и привели к огромным победам в среднесрочной перспективе, что фактически положило конец эре левых изменений.

Беспорядок вызвал негативную реакцию и в середине 60-х годов. Через пять дней после подписания Закона об избирательных правах в Лос-Анджелесе вспыхнули беспорядки. В последующие три года беспорядки привели к гибели 225 человек и материальному ущербу на сумму более 100 миллиардов долларов.С 1964 по 1966 год процент американцев, которые сказали социологам, что движение к расовому равенству происходит «слишком быстро», подскочило с 34 до 85 процентов. В 1966 году республиканцы — подчеркивая закон и порядок — получили 47 мест в Палате представителей.

Республиканская партия уже придерживается подобной стратегии сегодня. Недавнее объявление Республиканского национального комитета перемежает кадры протестующих и бунтовщиков с Кори Букером, призывающим активистов «встать перед лицом некоторых конгрессменов», и представителем Максин Уотерс, призывающим людей противостоять членам кабинета Трампа в ресторанах, универмагах и заправочных станциях.С тех пор, как протестующие прервали слушание по утверждению Бретта Кавано, республиканцы начали называть демократов «мафией» (не признавая, что именно Трамп, а не демократы, подтолкнул свою толпу к насилию). Как и их предшественники, сегодняшние консерваторы, вероятно, проведут грядущую эпоху, обвиняя левых в разжигании радикализма и беззакония. Как и его предшественники, третья левая будет расти и падать благодаря своей способности убеждать американцев в том, что истинная причина радикализма — несправедливость, а лучшая гарантия социального мира — это более равноправная страна.

Эта статья появилась в печатном издании за декабрь 2018 г. с заголовком «Как далеко зайдут левые?»

Почему левые идут вправо | The New Yorker

Самая большая история последних пятидесяти лет в американской политике — это господство правых, и это история отступничества. На каждом этапе долгого марша консервативного движения к власти решающую помощь оказывали еретики слева. Прогрессисты отшатнулись от Нового курса и стали реакционерами; бывшие коммунисты помогли запустить National Review, — в 1950-е; выздоравливающие социалисты основали неоконсерватизм в шестидесятых и семидесятых годах; Новые левые радикалы обратились против своих бывших товарищей и бывших я в годы Рейгана.Рональд Рейган, чье президентство довело движение до апогея, сам когда-то был либералом «Нового курса». На протяжении всей жизни преобладают западные политические ветры — они дуют слева направо. Попробуйте подумать об общественных деятелях, которые совершили противоположный путь: на ум приходят Элизабет Уоррен, Гарри Уиллс и Джоан Дидион, а также Кевин Филлипс, разочаровавшийся стратег Никсона; совсем недавно писатель Майкл Линд и возлюбленный Клинтона, ставший ненавистником Дэвид Брок, дезертировали справа налево.Вот и все.

Политические преобразования болезненны, как потеря религии или разрушение любви. Иллюстрация Марка Перниса

Наиболее частым объяснением является то, которое по-разному приписывают Черчиллю, Клемансо и Ллойд Джорджу: «Любой мужчина, не являющийся социалистом в возрасте двадцати лет. нет сердца. У любого человека, который в сорок лет все еще остается социалистом, нет головы ». Таким образом, движение вправо является признаком твердой мудрости, которая приходит с возрастом и опытом, или, возможно, бессердечия и бессмысленных мечтаний, которые сопровождают стабильность и успех.Ирвинг Кристол, бывший троцкист, ставший крестным отцом неоконсерватизма, пошутил, что неоконсерватор — это «либерал, которого обманула реальность». Большинство людей едва ли осознают этот сдвиг, пока он не подвергнется воздействию кризиса, такого как крупная политическая перестройка, которая заставляет нас пересекать партийные линии. Даже тогда они хотят верить, что изменилась политика, а не они сами. Мой дед по материнской линии, Джордж Хаддлстон, конгрессмен из Алабамы в первые десятилетия двадцатого века, начал свою карьеру, голосуя вместе с единственным социалистом в Конгрессе, и закончил его ярым противником того, что он считал чрезмерным выходом федерального правительства на Новый курс.В 1935 году на полу дома коллега-демократ высмеял его за то, что он изменил свою позицию в отношении государственной собственности на электроэнергию. В ярости Хаддлстон настаивал: «Мои принципы и я остались неизменными — изменилось определение« либерализма »». Или, как известно (и ложно) Рейган, он не покинул Демократическую партию — Демократическая партия покинула его.

Это все равно, что обвинять супруга в собственной неверности. Политические преобразования — это болезненное дело, с которым так же трудно справиться, как разрушение любви или потеря своей религии.А может сложнее. Религиозная вера, находящаяся за пределами досягаемости разума, не должна отвечать на вопросы о ранее занимаемой должности. К политическому отступнику относится особое презрение — обвинение в интеллектуальном крахе, запах предательства. Когда вы переходите на другую сторону, вам нужно найти новых друзей. Политическая идентичность формируется главным образом факторами, не имеющими ничего общего с рациональным рассуждением: семейным и племенным происхождением, чертами характера, историческими течениями. В книге «Партизанские сердца и умы», опубликованной в 2002 году, трое политологов эмпирически доказали, что политическая принадлежность формируется в раннем взрослом возрасте и редко меняется.Мало кого можно убедить отказаться от своей политики.

В двадцатом веке пустота, оставленная утратой религии, иногда заполнялась тотализирующими политическими системами, и в результате создавался литературный жанр исповедания, столь же мощный и проницательный, как и августинцы. «Бог, который потерпел неудачу», опубликованный в 1950 году, собрал личные рассказы шести бывших коммунистов и попутчиков, включая Андре Жида, Артура Кестлера, Игнацио Силоне и Ричарда Райта. Каждый из них рассказывал историю о взрослении в мире, раздираемом кризисами, об обнаружении смысла в марксизме, идентичности в партии и вдохновении в Советском Союзе, о постепенном разочаровании и окончательном разрыве с коммунизмом.В некоторых случаях это было похоже на наблюдение за смертью бывшего «я». Этим писателям было почти невозможно открыть новую веру, политическую или религиозную, чтобы заменить коммунизм и его способность стереть чувство незначительности, которое ожидает любого разумного человека.

Два года спустя, в 1952 году, появился «Свидетель» самого измученного бывшего коммуниста века Уиттакера Чемберса. Последовательность биографических очерков Дэниела Оппенгеймера о шести перебежчиках левого крыла «Выход вправо: люди, которые покинули левых и изменили век Америки» (Simon & Schuster) начинается с Чемберса.Это первая книга Оппенгеймера, но он пишет с уверенностью и исторической властью человека, долгое время размышлявшего над его темой. Цвета его собственного флага трудно различить, что делает его надежным проводником. Его симпатия идет к откровенно конфликтующим, откровенно разбитым. Он хочет знать, почему люди придерживаются тех политических убеждений, которые у них есть. Истории отступничества, пишет он, «стоит рассказывать, потому что именно в период политических преобразований, когда кости системы убеждений ломаются и высовываются сквозь кожу, случайность и сложность веры становятся наиболее очевидными.«Этот квест особенно актуален в то время, когда американцы глубоко зарыты в две противостоящие друг другу траншеи, и переход нейтральной полосы — отличный способ получить отпор.

Оппенгеймер так и не ответил на свой главный вопрос: «Право на выход» — это больше история, чем политическая теория и психология. Его мини-биографии дают автору достаточно нити, чтобы сплести большую историю американских левых в двадцатом веке, от Daily Worker до пакта Гитлера-Сталина, от Комитета по антиамериканской деятельности Палаты представителей до «The Fire Next» Время », от Партизанское обозрение до Бастионы , от Вьетнама до 11 сентября.Помимо Чемберса, есть Джеймс Бернхэм, троцкистский философ 1930-х годов, который стал редактором-основателем National Review; Рональд Рейган, который начинал ближе к мейнстриму, чем кто-либо другой; Норман Подгорец, который в шестидесятые годы взял с собой Комментарий сначала влево, а затем вправо; Дэвид Горовиц, сын членов коммунистической партии и радикальный друг «Черных пантер», до тех пор, пока их насилие не заставило его бежать к рейганизму; и Кристофер Хитченс, который принадлежит к другой категории, никогда не был ортодоксальным левым и никогда действительно не подходил к новым консервативным друзьям своего последнего десятилетия.

Среди шести персонажей нет повторяющегося типа, только лихорадочный импульс к самовосстановлению, который отражен в строчке из пьесы Клиффорда Одетса «Потерянный рай»: «Мы отменяем наш опыт. Это американская привычка ». Но каждая история предательства раскрывает личный нрав, который делает этих людей страстно враждебными по отношению к политике плюрализма. Они принимают новые истины с рвением и уверенностью новообращенного — «случайность и сложность веры» Оппенгеймера не для них. Больше всего они ненавидят либерализм.

Рассказ Чемберса — это рассказ Достоевского о страданиях и высокой драме. «Жизнь — это боль», — писал он своим детям в письме, предваряющем «Свидетель», и «каждый из нас всегда висит на кресте самого себя». Для Чемберса политика была религиозной, непрерывной борьбой между добром и злом, и единственной формой политической приверженности была абсолютная. Его история уже дважды была рассказана чрезвычайно хорошо — сначала в болезненной экзальтации «Свидетеля», а затем в авторитетной биографии Сэма Таненхауса за 1997 год, которые являются важными источниками для Оппенгеймера.Чемберс родился в 1901 году и вырос на Лонг-Айленде в семье среднего класса, хаос и упадок которой дали мальчику намек на более широкую болезнь современного мира. Его отец, полузакрытый гомосексуал, был жесток с Уиттакером; его мать была любящей, но глубоко невротичной женщиной; его брат был будущим самоубийцей. Дом Чемберсов пришел в упадок вместе с зубами Уиттакера. Оппенгеймер уделяет много места ранним годам Чемберса, потому что они объясняют его бегство в объятия Коммунистической партии в 1925 году.«Это дало мне то, что ничто другое в умирающем мире не могло предложить с такой же интенсивностью», — писал он в «Свидетеле», — «вера и видение, то, ради чего нужно жить, и то, ради чего умереть».

«Поговорим о Византии — попробуй получить разрешение на опору в этом районе».

В 1932 году Чемберс стал агентом коммунистического подполья, и в течение нескольких лет он служил курьером между ячейкой чиновников в администрации Рузвельта и их грубым, жестоким советским куратором Борисом Быковым, который мог происходить из Кестлера. «Тьма в полдень.Передавая Советскому Союзу правительственные секреты на микрофильмах, Чемберс, женатый и отец, смог потакать своему влечению к мужчинам. Крейсерский поход следовал тем же образцам, что и шпионаж: «Большая часть его работы заключалась в том, чтобы двигаться в тени, обмениваться многозначительными взглядами с незнакомцами, совершать полуночные прогулки, перемежающиеся с интервалами целенаправленного бродяжничества».

Не было единственной причины, по которой Чемберс перестал быть коммунистом. В «Свидетеле» он говорит, что перерыв начался, когда его дочь ела кашу на своем высоком стульчике, и он пришел к выводу, что она — и, более конкретно, ее ухо — были созданы по некоторому замыслу.Но он оставался в партии на долгие годы после того, как почувствовал палец Божий на своем лбу. Примерно в 1936 году новости о судебных процессах над ведущими большевиками в Москве начали доходить до тех, кто в Америке желал их услышать, и Чемберс не закрыл глаза на ужасную правду. (Миллионы людей погибли в результате того, что впоследствии стало называться Большим террором.) Кроме того, были «накопленные скучные годы подпольной работы, и как мало было того, что можно было показать», — пишет Оппенгеймер. «Там были убого антиобщественные образцы подземной жизни, все беспорядки, секретность и ложь.Однако в «Свидетеле» Чемберс описывает свой разум в самых простых выражениях: «Это зло, абсолютное зло. Я являюсь частью этого зла ».

Метафизическое напряжение — вот что отличает Чемберса от большинства миллионов других коммунистов, которые зря потратили свои годы и развратились, прежде чем потерять свою веру, и что делает «Свидетеля» преемником «Исповеди» Августина и «Прогресс паломника» Буньяна. ” В автобиографии мало что говорится о диалектическом материализме, социальном фашизме или Народном фронте.После прочтения «Свидетеля» критик Гарольд Розенберг сказал: «Этот человек не интересуется политикой». Когда Чемберс сообщил своему другу Алджеру Хиссу, сотруднику Госдепартамента и соратнику-шпиону, что он собирается уйти, он попытался убедить его тоже уйти. Но Хисс был бюрократом, а не душой в аду, и он отмахнулся от Чемберса: «То, что вы говорили, — всего лишь умственная мастурбация».

Разрыв Чемберса с партией поставил под угрозу его жизнь и жизнь его семьи и ввергнул его в неизбежный духовный кризис.Он не мог жить без цели. Он начал молиться Существу, создавшему ухо его дочери; он стал христианином. «В Боге, — пишет Оппенгеймер, — он нашел новое видение, которое казалось достаточно глубоким, чтобы поддерживать его эмоционально, и достаточно богатым, в своей объяснительной силе, чтобы дать ответы на вопросы о современной жизни, которые все еще преследовали его». Оппенгеймер оставляет историю там. Он не описывает последующую карьеру Чемберса как звездного писателя Генри Люса в Time или его внезапную известность (и позор), когда в 1948 году представитель Ричард Никсон поставил его под свет и вызвал его показания против Хисса (который все отрицал, затем и на всю оставшуюся жизнь).Противостояние Хисс-Чемберса в Конгрессе и суде разделили американцев; в каком-то смысле это была первая битва в культурных войнах последних полувека. Возможно, Оппенгеймер чувствовал, что эта развязка была уже знакомой или излишней для его главной заботы.

Но Чемберс стал не просто антикоммунистом. Заменив Сталина Богом, он направил свой меч на то, что он назвал «второй по возрасту верой человека». Он продолжил: «Его обещание было прошептано в первые дни творения под Древом познания добра и зла:« Вы будете как боги.«Это великая альтернативная вера человечества». Чемберс был манихеем, и для него случай Хисса был конфликтом между Богом и Человеком без Бога. Врагом был не просто коммунизм — это были «те, кто верит в примат светского человека». Вот почему, став еретиком в 1938 году, Чемберс не обратился к либерализму Нового курса. Разочарование в либеральных ценностях скептицизма, терпимости и разума привело его к коммунизму в 1925 году, и такое же отвращение сделало его первосвященником правых религиозных групп.Хуже всего было запутаться. Старый друг сказал Чемберсу в конце своей жизни: «Ты никогда не менялся, Уит, ты просто перешел на другую сторону».

Еретики Оппенгеймера вовсе не консерваторы в духе Эдмунда Берка или Рассела Кирка. Постепенный прогресс — это недостаточно крепкий напиток — им нужны вечные разборки, бинарный апокалипсис. Наряду с их пренебрежением к либерализму существует тенденция восхищаться суровыми людьми истории. Вы чувствуете это в истории Джеймса Бернхэма, который прошел через ад тридцатых невредимым, потому что, в отличие от Чемберса, он прожил его интеллектуально, а не духовно.Чемберс заменил одну ревностную веру другой; Бернхэм — почти забытая фигура, доминировавшая на сцене при жизни — продолжал менять системы. Он был состоятельным уроженцем Чикаго, блестящим студентом Принстона и Оксфорда, а затем профессором философии в Нью-Йоркском университете. Он стал марксистом после краха 1929 года, когда он познакомился со своим коллегой по департаменту Сидни Хук и прочитал «Историю русской революции» Троцкого. Поездка летом 1933 года по городам Среднего Запада, пострадавшим от депрессии, скрепила сделку.

Американские троцкисты возглавили пару промышленных забастовок, но их основные действия были на бумаге и на собраниях — эссе и ответные выступления в Новый Интернационал , фракционные бои, споры по поводу правильного определения Советского Союза (выродившееся рабочее государство? бюрократический коллективизм?). Когда к концу тридцатых годов знаменитые товарищи, такие как Крюк и писатель Макс Истман, начали отворачиваться от революционного марксизма к «старомодному доброму либерализму и буржуазному морализму», Бёрнем принялся демонтировать их усилия со всей силой своего систематический интеллект.Его презрение было тем более резким, что он тоже начинал сомневаться в истинности марксистской диалектики. «Я давно перестал спорить о религии», — сказал он своему товарищу, и когда очередь вернулась к Троцкому, находившемуся в его мексиканской ссылке, двое мужчин обменялись серией все более яростных эссе и писем, которые не могли скрыть личную боль.

В апреле 1940 года Бернхэм помог сформировать отколовшуюся партию разочаровавшихся троцкистов, а затем немедленно покинул ее. «В той степени, в которой он все еще разделял какие-либо твердые убеждения с новой партией, они были почти исключительно отрицательными», — пишет Оппенгеймер.«Советский Союз больше не был рабочим государством. Мировая война была империалистической войной, в которой участвовали все стороны в погоне за прибылью и территориями. Эпоха буржуазного либерализма закончилась ». Но Бернхэм никогда не отказывался от своих буржуазных атрибутов — друзей из Принстона, комфортной семейной жизни, положения в Нью-Йоркском университете. «С другой стороны, у Бернхэма была видимая и правдоподобная жизнь», — пишет Оппенгеймер.

Оппенгеймер тоже уезжает из Бернама слишком рано, в конце его марксистских лет — не успев убить Троцкого в августе 1940 года ледорубом Сталина.Мы не узнаем о книгах и идеях, благодаря которым Бернхэм стал самым известным: «Революция менеджеров», опубликованная в 1941 году, которая провозгласила подъем новых тоталитарных сверхдержав, не капиталистических и не социалистических, а коллективистских, контролируемых кастой «менеджеров». »; «Борьба за мир», послевоенный трактат, который предсказывал и косвенно призывал к третьей мировой войне; и «Самоубийство Запада», опубликованное в 1964 году. «Либерализм, — заявил Бёрнхэм, имея в виду веру в разум, — является идеологией западного самоубийства.Его предсказания, неизменно ошибочные, всегда выполнялись одним и тем же: демократия была обречена, и заслуженно, потому что она была слишком мягкой.

«Используй свой внутренний крик».

В 1983 году президент Рейган наградил Бернхема, который к тому времени был болен и в последние годы его жизни был медалью свободы. В 1984 году Чемберс получил его посмертно. Рейган утверждал, что оба человека оказали большое влияние — он читал и перечитывал «Свидетеля» до тех пор, пока, как отмечает Оппенгеймер, «его каденции не были ему присущи, он запоминал целые отрывки, цитировал и перефразировал их подробно в политических речах», — но их пессимизм был неудобным рядом с ним. его солнечная вера в провиденциальное американское будущее.Оппенгеймер рассказывает знакомую историю юношеской страсти Рейгана к Рузвельту; его карьера лидера профсоюзов в Голливуде; его растущая враждебность к коммунистическому проникновению в профсоюзы; и его поворот вправо, когда он стал торговым представителем General Electric, начал общаться с антикоммунистами и женился на Нэнси Дэвис. Рейган приписывал свое отступничество «новомодным« либералам », которые отвергли веру Рузвельта в мудрость американского народа и вместо этого доверили власть правительственным инженерам.Это сентиментальный и антиисторический взгляд. Рузвельт позволил коммунистам, подобным Хиссу, продолжать работать на него даже после того, как ему представили отчет Чемберса об их вероломстве, и он был более государственником, чем «новомодные» демократы эпохи Эйзенхауэра.

Неожиданные истоки «левых» и «правых» в политике

В четверг вечером, когда 10 кандидатов в президенты от Демократической партии вышли на сцену в Хьюстоне, чтобы обсудить будущее своей партии, все они будут надеяться выделиться среди своих конкурентов.В конце концов, хотя все они хотят представлять одну и ту же политическую партию, их взгляды относятся к разным точкам политического спектра. Некоторые кандидаты, например бывший вице-президент Джо Байден, представляют более умеренное крыло партии. Другие, например сенатор от штата Вермонт Берни Сандерс, представляют более радикальное видение прогрессивной политики — то, что обычно называют левым крылом.

Но почему слева и справа сигнализируют о разных концах политического спектра?

Сегодня термины являются метафорами, но они начинались как «буквальные описания», — говорит София Розенфельд, профессор европейской и американской интеллектуальной и культурной истории в Университете Пенсильвании.Вот как историки объясняют удивительную эволюцию терминов.

Каково происхождение политических терминов «левый» и «правый»?

История начинается во Франции летом 1789 года, — объясняет Патрис Хигонне, почетный профессор французской истории Гарвардского университета. Когда Французская революция набирала обороты, разъяренная толпа только что штурмовала Бастилию. Национальное собрание собралось, чтобы действовать как правительство революции.И у собрания была главная цель: написать новую конституцию.

Литография взятия Бастилии 14 июля 1789 г.

adoc-photos / Corbis через Getty Images

Один из основных вопросов, обсуждаемых на собрании, заключался в том, какой властью должен обладать король, говорит Дэвид А.Белл, профессор ранней современной Франции в Принстонском университете. Будет ли у него право абсолютного вето? По мере продолжения дебатов те, кто считал, что король должен иметь абсолютное вето, сидели справа от председателя собрания, а те, кто считал, что он не должен — более радикальная точка зрения — сидели слева от председателя собрания. Другими словами, те, кто хотел приблизиться к традиции, были справа, а те, кто хотел большего, были слева.

«Итак, эти группы стали называться левый и правый , и именно здесь мы прослеживаем происхождение», — сказал Белл TIME.

Схема рассадки повторялась в последующих законодательных собраниях и парламентах. «Он довольно быстро вошел в популярный язык, — говорит он. «Эти термины использовались в газетах, освещающих национальное собрание».

Получите наш исторический бюллетень. Поместите сегодняшние новости в контекст и посмотрите основные моменты из архивов.

Спасибо!

В целях вашей безопасности мы отправили письмо с подтверждением на указанный вами адрес.Щелкните ссылку, чтобы подтвердить подписку и начать получать наши информационные бюллетени. Если вы не получите подтверждение в течение 10 минут, проверьте папку со спамом.

Как распространились «левые» и «правые»?

Весь мир наблюдал за Французской революцией, и ее жаргон в конце концов начал распространяться по миру — но не в одночасье. Согласно эссе французского историка Марселя Гоше «Правые и левые», процесс превращения правых и левых в основные категории политической идентичности был «длительным процессом, продолжавшимся более трех четвертей века, до первого десятилетие 20 века.

Преобладание слева и справа в большевистской России и в первые годы Советского Союза является примером охвата терминов.

«Большевики были очарованы Французской революцией. Они очень серьезно относились к тому, чтобы сохранить наследие — и поднять его на более высокий уровень », — сказала TIME Марси Шор, профессор европейской культурной и интеллектуальной истории в Йельском университете. Они рассматривали это как необходимый шаг в историческом процессе, который в конечном итоге приведет к коммунизму.

Для них слева и справа приобрели новое специфическое значение. Людей, которые отошли от линии коммунистической партии, оппоненты описывали как левых или правых уклонистов, особенно в сталинскую эпоху. Наклон влево обычно означал принятие радикальной международной революции рабочих, а склонение вправо обычно означало принятие каких-то национальных чувств.Но определения были гибкими, всегда менялись в зависимости от постоянно меняющейся партийной линии.

В межвоенные годы термины слева и справа использовались по всей Европе, поскольку люди боролись с политикой нации и класса. «Очень трудно говорить о 1920-х и 1930-х годах в Европе, не прибегая к постоянным ссылкам на« правые »и« левые », — пишет Шор. «Это особенно верно, потому что межвоенные годы были временем поляризации политического спектра: правые стали более радикальными, левые — более радикальными; либеральный центр «растворился в воздухе» (по выражению Маркса).»

Как« левые »и« правые »вошли в американскую политику?

По словам Майкла Кейзина, профессора политики и социальных движений США в Джорджтаунском университете, эти термины стали использоваться на американском языке только в 20-м веке, и поиск в Google NGram показал, что термины левые и правые Крыло стало широко использоваться в англоязычных книгах только в 1920-х годах.

Но по мере того, как термины становились все более распространенными, те, кто, возможно, использовал их больше всего, начали их избегать.По словам Брента Себула, профессора истории США 20-го века в Университете Пенсильвании, в США в 1920-х и 30-х годах действовали «добросовестные» коммунисты и социалисты, но они стали реже называть себя «левыми» из-за многих причины.

Во-первых, когда президент Франклин Д. Рузвельт учредил «Новый курс» в 1930-х годах, он возвестил эру либерализма, который примирился с частным предпринимательством. Многие люди, которые были активными социалистами, предпочли поддержать Новый курс, жертвуя своими более радикальными идеологиями во имя достижения прогресса в основных партиях и политике.

FDR подписывает Закон о чрезвычайных банковских операциях в 1933 г.

Bettmann / Getty Images

Затем, в 1940-х и 1950-х годах, «холодная война» и «Красная паника» повысили ставки для левых.«Вы бы потеряли работу в правительстве, если бы активно говорили о социалистических или коммунистических взглядах», — говорит Себул. «Так что это имеет большое значение с точки зрения того, кто на самом деле идентифицирует себя как левый». Тем временем консервативные мыслители начали связывать рост либерального государства с тем, что они называли левизной, с ее коммунистическими ассоциациями. «Так что на самом деле именно правые поддерживают идею левых [в основной политике]», — утверждает он.

Однако люди начали восстанавливать этот термин примерно в 1960-х годах, — говорит Дженнифер Бернс, профессор Университета ХХ века.С. истории в Стэнфордском университете и научный сотрудник Института Гувера.

Что вызвало сдвиг? Во-первых, политические партии — в прошлом часто руководствовавшиеся региональными и экономическими интересами — начали укрепляться вокруг центральных идеологических убеждений. Во-вторых, люди как справа, так и слева начали отвергать старый политический консенсус. Консерваторы работали над отстаиванием нового набора идей, не соглашаясь с философскими основами расширенного правительства.С другой стороны, студенческие активисты протестовали против того, что они считали «гегемонистским либерализмом», как выразился Бернс, и против войны во Вьетнаме.

Этот момент был ключевым: слева и справа стал вновь полезным в американской политике, когда людям понадобился способ выразить свое несогласие с другими по тому, что могло показаться их собственной стороной.

«Внезапно у вас появляется больше определенных левых и правых, потому что обе стороны думают, что середина — истеблишмент, власть имущие — все портят и не делают хорошо», — говорит Бернс.«Это может быть причиной того, что ушел. становится более определенным как точка в политическом спектре, потому что людям, не согласным с либерализмом, но не консерваторам, нужно слово, чтобы они могли называть себя левыми… [И] когда люди борются с трудностями. чтобы отличить себя от консервативного движения своего времени, но при этом они ясно понимают, что они не призывают к расширению правительства или расширенному вмешательству в экономическую, социальную и политическую жизнь, они прибегают к этому термину права .»

Что сегодня означают« левый »и« правый »?

Как объясняет София Розенфельд из Пенна, термины носят ситуативный характер и стали инструментами, которые меняются в зависимости от контекста. Они означали нечто особенное во Французской революции, нечто особенное в подъеме социализма и национализма в Европе и нечто особенное в зарождении студенческих движений в Соединенных Штатах.

В сегодняшних США слева и справа предполагают прогрессизм и консерватизм.Но определение центра все еще постоянно меняется. Во вторник Макклатчи сообщил, что, хотя Байден был назван умеренным кандидатом, его повестка дня намного более прогрессивна, чем у Сектора. У Хиллари Клинтон было всего четыре года назад.

Одна тенденция, как правило, сохраняется: слева, и , справа, становятся более сильными политическими позициями, когда центр отпадает. Некоторые утверждают, что именно это и происходит в 2019 году.

«Я думаю, что термин right возвращается в употребление сегодня, — говорит Бернс, — потому что мы наблюдаем такое большое разнообразие среди людей, которые действительно уверены, что они не либералы».

Эти термины все чаще используются в политической борьбе, говорит Казин. Политики сегодня часто описывают своих оппонентов как находящихся на крайних левых или крайних правых в попытке делегитимизировать свою политику.

Значения слева и справа могут еще раз измениться.

«Я историк; Я не верю, что термины имеют какое-либо бесспорное значение, — говорит Казин. «Чем важнее термин, тем более спорным является его значение».

Correction, 14 сентября

В первоначальной версии этой истории неверно утверждалось, что Марсель Гоше был «поздним историком». Он все еще жив.

Еще истории, которые необходимо прочитать от TIME

Напишите Мадлен Карлайл в Мадлен[email protected].

Левый аутсайдер из Коста-Рики возглавляет выборы, ожидается второй тур

САН-ХОСЕ (Рейтер) — Левый бывший дипломат вышел вперед на президентских выборах в Коста-Рике в воскресенье, подняв волну отвращения к правительственной коррупции, чтобы оказаться в пределах досягаемости борьбы власть центристского правительства во втором туре апрельских выборов.

Луис Гильермо Солис, ученый, который никогда не избирался на эту должность, имел незначительное преимущество над кандидатом от правящей партии Джонни Арайей, несмотря на то, что его отставание в предвыборных опросах и досрочных результатах голосования было незначительным.

Арая считался фаворитом перед голосованием, но его кампания пострадала из-за коррупционных скандалов, от которых страдала администрация президента Лауры Чинчилла.

Солис, который участвовал в антикоррупционной заявке, получил 30,9% поддержки в воскресенье по сравнению с 29,6% для Арайи с результатами, полученными примерно из 82% избирательных центров.

Левый депутат Хосе Мария Вильялта оказался на третьем месте с 17,2%. Его сторонники могут помочь Солису одержать победу во втором туре против Арайи, хотя за голоса будут бороться и голоса множества небольших партий, которые в воскресенье составили около четверти голосов.

Победа Солиса во втором туре ознаменовала бы еще один триумф для левоцентристских партий, которые в последние годы завоевали популярность в большей части Латинской Америки.

«Время Коста-Рики пришло», — сказал Солис с иронией, когда его сторонники приветствовали рок-н-ролл музыки в воскресенье вечером. «От побережья до побережья поднимающаяся волна превратилась в великое цунами, навсегда смывшее традиционную политику.

56-летний Арая пообещал сократить бедность и назвал своих левых соперников радикалами, представляющими угрозу для второй по величине экономики Центральной Америки.

«Мы представляем безопасный путь, ответственный путь для поддержания политической, экономической и социальной стабильности в Коста-Рике», — сказал Арая, размахивая флагом, сторонникам своей Партии национального освобождения после того, как результаты голосования показали, что он теряет свое прежнее лидерство.

Гнев избирателей по поводу коррупции в правительстве поддержал его левых соперников, которые также пообещали бороться с неравенством в стране, производящей кофе.

Ошибки во время кампании, такие как занижение цены на молоко в интервью, дистанцировали Арайю от некоторых избирателей.Прокурорское расследование утверждений о злоупотреблении властью и растрате, когда Арая был мэром Сан-Хосе, также ослабило его апелляцию.

Солис, который работал в министерстве иностранных дел Коста-Рики, резко активизировался в конце кампании, пообещав улучшить инфраструктуру, отремонтировать универсальную систему здравоохранения страны и искоренить коррупцию.

Это нашло отклик у некоторых избирателей после того, как Шиншилла вызвала возмущение, приняв рейсы на частном самолете, несмотря на законы, запрещающие государственным служащим принимать крупные подарки.

«Партия национального освобождения находится у власти восемь лет, и если она чем-то выделялась, то это была крайняя коррупция», — сказал 23-летний Эдуардо Солано, юрисконсульт профсоюза.

Конечному победителю придется заняться растущим государственным долгом, который составляет более половины валового внутреннего продукта.

«Если они что-то не сделают, то эта несколько негативная тенденция по долгу может продолжиться, и это может повлиять на кредитный рейтинг», — сказал Джойдип Мукхерджи, суверенный кредитный аналитик Standard & Poor’s, который оценивает Коста-Рику. на уровне ВВ со стабильным прогнозом.

Дополнительные репортажи Габриэля Старгардтера, Дэвида Алире Гарсиа и Джулии Симмес Кобб в Мехико; Редакция Саймона Гарднера, Кирана Мюррея и Элизабет Пайпер.

Ставка Байдена на электромобили вызывает оппозицию со стороны республиканцев, которые опасаются либерального переворота.

ВАШИНГТОН — Предложение президента Джо Байдена об инфраструктуре и рабочих местах предполагает инвестирование исторических 174 млрд долларов в электромобили за счет потребительских налоговых льгот и прямых расходов на зарядные станции, общественный транспорт и школьные автобусы.

Но решительный отпор республиканцев огромным масштабам поддержки Байденом электромобилей может означать, что президент надеется быстро электрифицировать транспортную систему страны. И некоторые аналитики опасаются, что электромобили могут оказаться вовлеченными в культурные войны, как вакцины Covid-19.

Поскольку ведущие производители автомобилей, такие как General Motors, устанавливают сроки производства только электромобилей, некоторые лидеры Республиканской партии говорят, что они понимают, что переход к электромобилям неизбежен.

«Все основные производители автомобилей заявили, что они собираются перейти на парк электромобилей к 2035 и 2040 годам», — заявила сенатор Линдси Грэм (Южная Каролина) на слушаниях в Сенате по бюджету в начале апреля. «Для моих коллег-республиканцев это всего лишь вопрос времени, когда большинство автомобилей … будут работать не на бензине».

Южная Каролина является домом для некоторых заводов по производству электромобилей, и на прошлой неделе Байден фактически посетил завод по производству электрических аккумуляторов Proterra в Южной Каролине.

Коллега Грэма, сенатор Ричард Берр (R-N.C.), Является соавтором законопроекта, внесенного в марте, который обеспечит стимулы для частных инвестиций в заправочные станции для электрических и водородных транспортных средств.

Камнем преткновения стала то, что сенаторы и многие другие республиканцы видят в решимости Байдена как можно быстрее поставить на дорогу как можно больше электромобилей. Почти каждый республиканец в Конгрессе выразил несогласие с предложением Байдена, охарактеризовав его законопроект об инфраструктуре и его значительные вложения в электромобили как часть левой программы, не связанной с традиционной инфраструктурой.

«Общий объем финансирования, который он направит на дороги, мосты, порты, водные пути и аэропорты, вместе взятые, в сумме меньше, чем то, что он потратит только на электромобили», — сказал лидер меньшинства в Сенате Митч МакКоннелл в пресс-релизе на прошлой неделе. «Крайние левые видят сильное семейное сходство между этими предложениями и их социалистическим« новым зеленым курсом »».

В четверг республиканцы в Сенате представили менее дорогостоящее встречное предложение на предложение Байдена в размере 2,2 триллиона долларов, в котором основное внимание уделялось традиционной инфраструктуре, но оно было отклонено демократами Сената до того, как оно было внесено.Переговоры между сенатскими демократами и республиканцами по законопроекту об инфраструктуре продолжаются.

Как будто для того, чтобы разжечь опасения республиканцев, два прогрессивных демократа, член палаты представителей Александрия Окасио-Кортес из Нью-Йорка и сенатор Эдвард Марки из Массачусетса, на прошлой неделе возродили свой толчок к Зеленому Новому курсу, широкомасштабному плану по значительному сокращению зависимости США от и производство ископаемого топлива при одновременном продвижении экологически чистых источников энергии.

Инвестиции Байдена в рынок электромобилей в Соединенных Штатах пойдут на строительство 500 000 зарядных станций к 2030 году, что даст налоговые льготы потребителям, покупающим электромобили, и заменит 50 000 транспортных средств с дизельным двигателем, при этом будет электрифицировано не менее 20 процентов национального парка школьных автобусов.

«У США есть выбор, будем ли мы лидировать в этих секторах или будем следовать за ними», — сказал на прошлой неделе заместитель министра энергетики Дэвид Терк на виртуальной встрече, организованной ZETA, группой защиты интересов электрические транспортные средства.

Между тем в автомобильной промышленности уже происходят кардинальные изменения.

В январе General Motors поставила целью 2035 год для производства только электромобилей и 2040 год для достижения полной углеродной нейтральности на всех своих предприятиях.Volvo планирует отказаться от двигателей внутреннего сгорания еще раньше, полностью перейдя на электричество к 2030 году.

Исполнительный директор ZETA Джо Бриттон сказал, что заявления компаний отражают «необратимость электрификации» в транспортном секторе, и указал на огромные экономические возможности в развитии отечественного производства электромобилей и аккумуляторов.

Keep Environmental Journalism Alive

ICN бесплатно предоставляет отмеченные наградами локализованные климатические материалы и рекламу.Чтобы продолжить работу, мы рассчитываем на пожертвования таких читателей, как вы.

Пожертвовать сейчас

Вы будете перенаправлены на страницу партнера ICN по пожертвованиям.

Успех климатической программы Байдена с недавно объявленной целью сократить к 2030 году общенациональные выбросы углерода на 50–52 процентов по сравнению с уровнями 2005 года во многом будет зависеть от того, насколько быстро он сможет убедить американских автопроизводителей и потребителей перейти на электричество. Только около 2 процентов автомобилей, проданных в США в прошлом году, были электромобили. Ряд недавних исследований, в том числе Национальных академий наук, пришел к выводу, что половина всех проданных новых автомобилей должна быть электрическими, чтобы достичь цели по сокращению выбросов парниковых газов, принятой Байденом.

Тем не менее, до того, как американцы станут очевидными, как американцы будут использовать электромобили, успех Байдена в получении его плана инфраструктуры стоимостью 2,2 триллиона долларов через Сенат будет зависеть от того, сможет ли он убедить республиканцев поддержать закон или он решит протолкнуть его, используя процесс согласования бюджета. это требует поддержки только со стороны демократов, которые контролируют камеру 51-50, с вице-президентом Камалой Харрис, решающим голосование.

Но это может вызвать еще большую партийную реакцию и подтолкнуть электромобили к поляризованному расколу между либералами и консерваторами.

Если текущие тезисы республиканцев связывают электромобили с палкой «зеленого нового курса», «вы можете начать видеть своего рода почти культурные войны вокруг электромобилей, которые мы видим в отношении вакцин и которые мы наблюдаем в отношении права голоса и абортов», — сказал Дэвид Виктор. профессор инноваций и государственной политики Калифорнийского университета в Сан-Диего. «Отношение людей [к электромобилям] может в конечном итоге определяться в первую очередь их партийной принадлежностью».

Байден также может потерять поддержку некоторых центристских демократов, таких как сенатор из Западной Вирджинии.Джо Манчин, который на прошлой неделе выразил сомнение по поводу идеи протолкнуть первоначальное предложение Байдена по инфраструктуре через Конгресс без какой-либо поддержки со стороны республиканцев.

Виктор сказал, что политика в области электромобилей, которая потенциально может заручиться поддержкой республиканцев, будет сосредоточена на стимулах частного сектора для электромобилей и инфраструктуры электромобилей, как, например, законопроект Бёрра, соавтором которого был в марте, который многие демократы и представители индустрии электромобилей рассматривают как минимум.

В обществе электромобили по-прежнему остаются относительно внепартийной темой.Согласно общенациональному опросу Climate Nexus 2019 года, 70 процентов республиканцев и 84 процента демократов относятся к электромобилям несколько или очень положительно.

«Было бы снова смешно и прискорбно, если бы это стало партизанским», — сказала Кэти Зои, генеральный директор EVgo, крупнейшей сети быстрой зарядки для электромобилей в Соединенных Штатах, во время виртуальной панели, проведенной ZETA. «Мы все должны иметь возможность объединиться и приложить все усилия для реализации этих инвестиций в инфраструктуру.”

Николас Портуондо

Нико Портуондо — аспирант Школы журналистики Медилла Северо-Западного университета, специализирующийся на политике, политике и иностранных делах. Недавно он прошел стажировку в области СМИ в Союзе обеспокоенных ученых и теперь занимается вопросами экологической политики в вашингтонском бюро Медилла. Нико получил степень бакалавра гуманитарных наук в Университете Дьюка, где он специализировался в области экологических наук и политики.